Все эти особенности религиозного быта русских привели к тому, что в XVII в. на Западе даже была защищена диссертация на тему: «Являются ли русские христианами?» И хотя автор ее давал утвердительный отйет, уже само появление вопроса, вынесенного в заглавие, весьма симптоматично.
За церковную реформу выступили и приехавшие в Москву ученые киевляне. Дело в том, что при митрополите Петре Могиле в Молороссии совершалась та же самая церковная реформа, которая произведена была Никоном в Москве. В Киеве также исправлялись с греческих церковные книги, чины и обряды. Перебравшись в Москву, киевские иконы стали поборниками той самой церковной реформы, которую уже испытывали у себя на родине.
Все эти влияния сделали из «грекофоба» Никона «грекофила». И царь, и Стефан Вонифатьев теперь смело могли ставить его патриархом после смерти Иосифа.
Так в кружке ревнителей благочестия, единых в стремлении к реформе Церкви и понимании необходимости улучшения духовно-нравственной жизни, сложились два подхода к этой реформе. Вонифатьев, Ртищев, архимандрит Никон, киевляне и сам царь считали необходимым править русские книги и русскую церковную жизнь по греческим меркам. Иоанн Неронов и провинциальные «боголюбцы» суть реформы видели в возвращении к неповрежденной русской старине, а богослужебные книги считали возможным исправлять по древним славянским рукописям. Эти две партии в дальнейшем потянули в разные стороны и само русское общество.
Но в конце 40-х начале 50-х гг. XVII в. ревнители благочестия вместе боролись с противниками как йз приходского духовенства, так и из высшей церковной иерархии. Особенно острое столкновение произошло в 1649 г. Дело в том, что Стефан Вонифатьев и его соратники вводили в своих церквах строгое единогласие. Это очень не нравилось многим нерадивым приходским священникам, как, впрочем, и практика проповеди... В 1651 г. гавариловский поп Иван извещал государя: «Говорил-де ему Никольский поп Прокофий, где с ним не сойдетца: заводите-де вы, ханжи, ересь ноуую — единогласное пение и людей в церкви не учивали, а учивали их в тайне». Тот же поп Иван заявлял, что 11 февраля 1651 г. «лукинский поп
Сава с товарищи говорил такие речи: ине-де к выбору, который выбор и единогласии, руки не прикладывать, наперед бы де велели руки прикладывать о единогласии бояром и окольничим, любо-де им будет единогласие?» И опасение этого приходского священника, что единогласие не угодно будет знатным прихожанам — «боярам и окольничим», не было безосновательно. Пение и чтение в один голос существенно удлиняло богослужение. Недаром Аввакум рассказывает в своем «Житии», как его били за единогласие. Но не все священники обладали железной натурой Аввакума и его благочестием...
Среди недовольных единогласием оказался и патриарх Иосиф. И без того ревнители потеснили его в церковном управлении, постоянно поучали. А тут еще это единогласие. В противовес ревнителям святейший выступил за умеренное многогласие. Тогда царь в 1649 г. приказал собрать собор, который должен решить, «как лутче быти». Собор 11 февраля 1649 г. постановил «по всем приходским церквам божественной службе быти по-прежнему», т. е. многогласно. Недовольный таким решением, всегда кроткий Стефан Вонифатьев на сей раз сорвался, назвав собор с патриархом во главе «губителями и волками». Оскорбленный Иосиф просил у государя соизволения предать дерзкого протопопа суду собора. Но царь не дал хода этой челобитной. Более того, чтобы все-таки положительно решить вопрос о единогласии, он, по совету духовника Стефана, предложил патриарху обратиться за советом к Константинопольскому патриарху. Ход этот был беспроигрышным, так как нигде в Типиконе (Ботослужебном Уставе) нельзя было найти указаний на многогласие. Как и следовало ожидать, в пришедшей из Царьграда грамоте говорилось, что единогласие «не только подобает, но и непременно должно быть». Константинопольский патриарх был высшим авторитетом в Православии. Иосифу пришлось в 1651 г. созвать новый собор, на котором, вопреки прежнему, решено было «пети во святых Бо жиих церквах чинно и безмятежно, на Москве и по всем градом, единогласно... псалмы и псалтирь говорить в один голос, тихо и неспешно; со всяким вниманием, к царским дверем лицом». Это была явная победа царя и ревнителей благочестия.