Дело шло ни больше, ни меньше, как о приобретении Баварии. Последний отпрыск баварской линии Виттельсбахского дома, Максимилиан Иосиф, умер в 1777 году; ближайшим наследником его был Карл Тео ор, курфюрст Пфальцский, у которого тоже не было прямых и законных наследников, притом же это был человек совершенно равнодушный к власти и предпочитавший ее тревогам спокойную, вполне обеспеченную жизнь. Сообразно этому, Иосиф и заключил с ним договор, по которому, ссылаясь на какие-то довольно сомнительные права своего дома, он должен был завладеть почти двумя третями Баварии. Иосиф и князь Кауниц думали, что они при этой сделке не встретят препятствий ни с одной стороны; но одна весьма решительная баварская принцесса и министр Обермайр тотчас по смерти курфюрста провозгласили герцогом Баварским Карла Теодора; а император тотчас двинул войска, занял Нижнюю Баварию и вынудил население принести ему верноподданническую присягу. Этот захват отчасти оказывался возможным потому, что ни Франция, ни Англия, связанные целым рядом событий, о которых нам еще придется говорить впоследствии, не имели возможности вступиться в германские дела; а о препятствиях со стороны Пруссии никто и не помышлял, так как в Вене вообразили себе, что Фридрих теперь и стар, и болезнен настолько, что может желать только сохранения мира. Вот в этом-то и ошиблись; Фридрих давно уже заметил в Иосифе стремление к расширению своих владений, а у него аксиомою его внешней политики было правило: ни в каком случае не допускать приращения могущества Габсбургов в сторону Германии. Он побудил прямых наследников курфюрста к протесту; а затем заявил, что он станет всеми силами поддерживать права этих наследников, если Австрия тотчас же не выведет своих войск из Баварии. В мае 1778 года Фридрих действительно переступил границу Богемии. Однако же в этой «войне за Баварское наследство» не дошло до кровопролития. Ни Фридрих, ни Лаудон не спешили начинать военные действия, и так как захват, очевидно, оказывался для Австрии безнадежным, то Иосиф вступил в переговоры.
Венцеслав Антон, князь фон Кауниц, граф Ритбергский, канцлер Марии Терезии.
Гравюра 1765 г.
Прусская армия отодвинулась и расположилась на зимние квартиры в Силезии. Россия и Франция приняли на себя посредничество в переговорах; уполномоченные держав собрались на конгресс в Тёшене (в Австрийской Силезии), и 13 мая 1779 года здесь был подписан мир. По этому миру, договор Иосифа II с Карлом Теодором был уничтожен, притязания Пруссии (по наследственному праву) на Аншпах и Байрёйт признаны правильными, и из всей Баварской территории только 41 кв. миля отрезана и присоединена к Австрии. Фридрих, следовательно, и тут одолел! «Это не человек, а чудовище! – писала Мария Терезия своему сыну, – однако же и мы не правы».
29 ноября 1780 года Мария Терезия скончалась, и Иосиф II был освобожден от ее опеки. Ему было тогда 39 лет, но он с истинно юношеским жаром принялся за громадное дело пересоздания разнородного и разноплеменного состава подвластных ему государств в единую австрийскую монархию, в современном значении этого слова. Его побуждал к этому не столько пример объединительной деятельности Фридриха, сколько зависть, которую он питал к этому замечательному государю; притом он искренне увлекался просветительными идеями, которые были в таком ходу в этот период XVIII века; и надо сказать правду, что в готовности к труду, в личной деятельности он не уступал Фридриху; но он не обладал той остротой взгляда, тем умением угадывать возможное и достижимое в данную минуту, которые и служат отличительными признаками истинного государственного человека. Он стремился создавать и в то же время хотел уже видеть плоды там, где предстояло еще только сеять для будущих поколений. С великим простодушием благонамеренности и честной убежденности он возвестил во всеобщее сведение, что не намерен обращать никакого внимания на предубеждения и преимущества различных народов своей державы и будет руководствоваться только общим благом, и затем, не обращая внимания ни на какие права короны Св. Стефана или Венцеслава, поделил всю монархию на наместничества и округа и, в бесчисленном множестве указов, старался правильно установить в них управление, причем, конечно, приходилось неоднократно впадать и в повторения, и в противоречия, и все эти реформы в управлении империей скорее сводились к внешним формам, нежели касались существенных сторон государственного строя.
Император Иосиф II.
Гравюра с портрета кисти Кимли, написанного во время посещения Иосифом II Парижа, 1777 г.
Не совсем безуспешны были, однако же, те меры, которые были им приняты по отношению к различным церковным злоупотреблениям, и к этим мерам очень сочувственно отнеслись даже весьма усердные и ревностные католики. Так, он значительно сократил число чересчур уже раз множившихся монастырей: утверждают, будто с 1782 года и до своей кончины он закрыл около 700 монастырей и сократил число монахов и монахинь на 36 000 человек. Но важнейшей его заслугой был указ о веротерпимости (20 октября 1781 г.), по которому разрешалось протестантам всюду, где их числилось 100 семейств, строить свои молельни, иметь своего священника, школьного учителя и консисторию. В то же время они уравнивались с католиками и в служебных, и в имущественных правах, на территории всех коронных владений. На представление папского нунция по этому поводу государственный канцлер (вполне согласный в воззрениях со своим государем) отвечал очень резко, и вот папа Пий VI ре шился сам, несмотря на несогласие своих кардиналов, отправиться в Вену (1782 г.). Это был человек в высшей степени приятный и превосходно понимавший искусство духовного представительства; вот почему на всем его пути все верующие и массы народа встречали его с восторгом, и император Иосиф принял его также чрезвычайно любезно. Но его присутствие в Вене нисколько не изменило воззрения императора на его церковные реформы, и даже вскоре после обратного отъезда папы в Рим Иосифом были приняты новые меры в том же направлении, как, например, сокращение епископских доходов в Венгрии. Впрочем, церковные имущества, забранные в казну, не были отчуждены от главной цели своего назначения. На средства, добытые этим путем, были основаны семинарии, школы, заведения для глухонемых и иные благотворительные учреждения и положено основание особому капиталу, предназначаемому на удовлетворение различных церковных и религиозных потребностей.
Эта преобразовательная деятельность могла бы повести далеко, если бы сам Иосиф яснее сознавал крайние цели своей церковной политики и если бы встретил в самом народе или даже в иерархии более оживленное религиозное движение. Кое-какие поползновения в таком роде существовали. Так, в 1763 году епископ прусский, Иоанн Николай Гонтгейм (под псевдонимом Justinus Febronius) издал церковно-юридическое сочинение о законной власти римских первосвященников, в котором право древнейшей Церкви противопоставлялось относительно новому, основанному на лже-Исидоровских декреталиях; а учреждение новой папской нунциатуры в Мюнхене, равно как и высокомерное отношение к духовенству папских нунциев, привело к съезду четверых германских архиепископов в Эмсе, где они и составили так называемую «пунктуацию», или церковно-каноническую программу из 32 параграфов, в которой епископская точка зрения на церковное устроение решительно противопоставлялась папистской. В Эмской пунктуации (1786 г.) положительно заявлялось, что они, архиепископы, получили свой сан от Бога, а не от папы; они признавали за папой право высшего надзора за Церковью, но вместе с тем считали, что он обязан подчиняться решениям общего вселенского собора. О непосредственной юрисдикции папских нунциев, как и о вмешательстве пап в германские церковные дела «пунктуация» отзывалась неодобрительно и полагала, что всему этому следует положить конец. В случае, если бы папа не согласился с выводами «пунктуации», архиепископы находили, что следует собраться на общий съезд всему германскому духовенству и порешить, кто прав – они или папа? Не мешает заметить, что один из этих архиепископов был Максимилиан, курфюрст Кёльнский, брат императора Иосифа, и что другой его брат, Леопольд, великий герцог Тосканский, был также страстным реформатором, в особенности в смысле церковном.