Цельс не был атеистом, но во всех утверждениях поклонников новой веры он пытался найти рациональное зерно. В споре о христианском откровении он утверждал, что божество невозможно познать чувством и призывал «воззрить умом». Хотя в реальном существовании Иисуса Цельс не сомневался, он представлял его как человека, которого рисует его разум. Это и не удивительно. В древности существовали культы правителей. Так в Греции почитали культ Александра Македонского и его полководцев, в Римской империи — императоров. Но при этом в восприятии большинства людей они сами оставались людьми, несмотря на их обожествление, за их здоровье приносились жертвы древним богам. Для того, чтобы подчеркнуть разницу между античным и христианским обожествлением человека, Цельс приводит в пример культ рано погибшего любимца императора Адриана Антиноя. Его почитали, но даже египтяне не стали бы равнять Антиноя с Аполлоном или Зевсом, хотя их верования казались Цельсу наиболее приемлемыми. Отсюда ясно, что при всем заимствовании христианство не было суммой заимствований из древних верований, как считали представители так называемой мифологической школы критики христианства (они отрицали историчность личности Иисуса).
Для Цельса человек был лишь частью космоса, в котором все живые существа существуют на равных условиях, а поэтому ему был чужд христианский антропоцентризм. Его фраза: «Все видимое — не для человека, но для блага целого все возникает и погибает», является типичной для античного мыслителя, который не мог представить себе существование вне общности, будь то полис, либо космос.
Воззрения христиан противоречили и эстетическим идеалам Цельса. Он утверждал, что если бы божество захотело воплотиться в человека, то выбрало бы для этого красивого и сильного представителя рода людского. В то же время согласно преданиям древних христиан Иисус был маленького роста и некрасивый. Не мог понять Цельс и обращения христианских проповедей к представителям социальных низов, которые лично у него вызывали отвращение. Не понимал он смысла утверждения христиан, что нужно спасать грешников, а не праведников. Презирал он и необразованность основной массы последователей новой религии.
Цельс противопоставлял христианству почитание древних богов, хотя для него лично это был вопрос вовсе не веры, верности традиции, так как городские культы являли собой единство гражданского коллектива. И хотя в годы жизни самого Цельса подобного единства уже не существовало, основной массе людей требовалась хотя бы его видимость, чтобы не чувствовать себя изолированными в огромной державе, которую представляла из себя Римская империя. Таким образом языческие культы, мифы и легенды служили для связи ныне живущих с поколениями предков.
Кроме этого, Цельс считал, что обязательным условием нормального существования гражданина является повседневная включенность его в освященную веками традиционную религиозную практику и в общественную жизнь. Он утверждал, что участие в государственных делах необходимо «ради пользы законов и благочестия.»
Произведение Цельса ценно не только тем, что показывает разницу восприятия человека античной культуры и христианина, но и тем, что дает фактические сведения о социальном составе христианских религиозных общин, повествует о существовании внутри самого христианства различных течений, в первую очередь гностических, против которых направлена значительная часть его аргументов.
Приведем три цитаты из Цельса, которые, как уже говорилось выше, дошли до нас благодаря книге Оригена:
«... принимать то или иное учение надо, следуя разуму и разумному руководителю, а кто не таким образом пристает к какому-либо учению, обманывается... С христианами происходит то же...: некоторые из них не требуют и не отдают себе отчета в том, во что веруют, а пользуются правилами: «не испытывай, а веруй», «вера твоя спасет тебя», «мудрость в мире — зло, глупость — благо».
« Учение о воскресении мертвых и божеском суде, о награде для благочестивых и огне для нечестивых не содержит ничего нового... как если бы кто, называя кого-либо справедливым, показал бы его действующим несправедливо, называя его нравственно чистым, показал бы совершающим убийства, называя бессмертным, показал бы трупом, прибавляя ко всему этому, что он предсказал все, что с ним случилось... Но почему заслуживает доверие это предсказание? Откуда это труп оказался бессмертным? Какой разумный бог, или демон, или человек, предвидя вперед, что с ним приключится такая беда, не постарался бы, если он имел возможность, уклониться, а не подвергнуться тому, что он знал заранее? Если он заранее назвал того, кто его предаст и кто от него отречется, то как же это они не испугались его как бога и не отказались от мысли предать его и отречься от него?.. А между тем они предали его и отреклись от него, нисколько о нем не думая. Ведь если против человека злоумышляют и он, вовремя об этом узнав, заранее скажет об этом злоумышленникам, то они откажутся от своего намерения и остерегутся. Следовательно, это произошло не после предсказания — это невозможно, а раз это произошло, то тем самым доказано, что предсказания не было.»
«Вот что они предписывают: пусть к нам не вступит ни один образованный, ни один мудрый человек, ни один разумный человек; все это у нас считается дурным. Но если невежда, неразумный, несовершеннолетний, пусть он смело придет. Считая только такого рода людей достойными своего бога, они, очевидно, хотят и способны привлечь только малолетних, низкородных, необразованных, рабов, женщин и детвору. А ведь что плохого в том, чтобы быть образованным, интересоваться учением лучших людей, быть и казаться разумными? Разве это не скорее нечто прогрессивное, посредством чего лучше доходить до истины?»
«Они бессовестнейшим образом ошибаются... выдвигая какого-то противника бога, которого они называют дьяволом, или, по-еврейски, сатаной. Вообще это — профанация, и далеко не признак благочестия утверждать, что величайший бог, желая в чем-то принести пользу людям, встречает противодействие от кого-то и оказывается бессильным. Таким образом, сын божий терпит поражение от дьявола; казненный им, он и нас учит презирать исходящие от него наказания, предсказывая, что сатана тоже явится и покажет величие и чудесные дела, присваивая себе славу божью; но не следует поддаться заблуждению... а верить только ему самому. А ведь это как раз образ действий шарлатана, который, устраивая свои делишки, заранее принимает меры против инакомыслящих и противодействующих»
Но, как мы уже говорили выше, сами христиане не относились пассивно к нападкам. Уже в третьем веке появилось большое количество защитников новой веры, которые выступали не только с опровержением фантастических слухов жизни христианских общин, не только опровергали рационалистические аргументы против своей веры, но и сами выступали с резкой критикой античной культуры. Они издевались над греко-римскими мифами и часто использовали при этом их критику античными мыслителями. Так Арнобий, живший в конце III — начале IV веков осуждал безнравственность языческих богов, высмеивал поклонение статуям. Еще до него Афиногор утверждал, что статуи не являются богами, а всего лишь совокупностью «земли, камня и тонкого искусства».
Так же резко критиковали христиане поведение язычников, в которых они видели людей развращенных, пристрастившихся к грубым и кровавым зрелищам — гладиаторским боям, травле зверей и т. п. Карфагенский епископ Киприан, живший в III веке, негодовал от того, что люди, наблюдая бесчеловечные представления, не смущаются тем, что их жажда развлечений является главной причиной кровопролития и убийств. Он утверждал, что из-за несправедливости судопроизводства погибают невинные, потому что «свидетели боятся, а судьи покупаются.»
Подобным нравам противостояла христианская этика, несмотря на то, что она являлась максималистской, трудноисполнимой в реальной жизни, но, тем не менее, привлекала своей непримиримостью к аморальности и цинизму.
Подобные, активные выступления христиан против язычества, а также все большее распространение нового учения среди населения, в том числе и среди привилегированных слоев, требовали со стороны противников христианства более аргументированной критики. Возможно наиболее крупным и эрудированным критиком христиан стал философ-неоплатоник Порфирий, бывший учеником и биографом основателя неоплатонизма Плотина.