Мы уже знаем со слов Гая Светония Транквилла как Август относился к войне. Он справедливо полагал, что агрессивная политика на Востоке потребует больших денежных средств и у него при этом не было полной уверенности в ее успехе, поэтому Август и его ближайший советник — Марк Випсаний Агриппа выбрали объектами для своих территориальных притязаний богатые металлом области на северо-западе Пиренейского полуострова, земли к северо-востоку от Адриатического моря. В отношении остальных земель, Август применял систему зависимых царств. Такими царствами были Мавретания в Африке, Коммагена, Каппадокия, Галатея, Иудея и другие в Азии. Формально являясь независимыми, они не только были обязаны охранять римские границы, но и фактически были ему подчинены. Август утверждал их царей и являлся верховным арбитром в их внутренних и внешних делах. Так как наиболее подробно известно тогдашнее положение дел в Иудее, то именно по внутренней жизни в этом государстве, не трудно судить о положении дел и в других зависимых царствах.
В эти годы царем Иудеев был Ирод. Вначале он поддерживал Марка Антония, но после поражения последнего при Акции, перешел на сторону Октавиана. В подтверждение этого он отстроил величественный город, который назвал в честь Октавиана Кесарией. Кроме этого, он использовал любой повод, для того, чтобы продемонстрировать преданность римскому императору. Большие налоги, которые взимал царь Ирод, а также его открытое пристрастие к греческой культуре, вызвали большое недовольство в народе Иудеи. Возникла даже народная партия зелотов («ревнителей»). Ее члены требовали неотложно начать борьбу с римским владычеством. По-видимому, они стремились вернуть страну к теократии. Когда же царь Ирод умер и его сыновья отправились в Рим просить у Августа утверждения завещания их отца, который разделил между ними царство, в стране вспыхнуло восстание. Оно было жестоко подавлено римскими войсками. Впоследствии народные волнения в Иудее происходили еще не раз. Однажды восстание подняли из-за ценза — переписи, которая проводилась с целью установления суммы подушного и земельного налога. Отныне он должен был выплачиваться в римскую казну. Но это восстание, как и все остальные, закончились поражением.
ЛИЧНОСТЬ ОКТАВИАНА АВГУСТА
Август был расчетливым политиком. Вся его деятельность была направлена на единство и укрепление империи, а также на поддержание господствующего положения римлян и италиков по отношению к остальным жителям гигантской державы. Август был тонкий, расчетливый, двуличный, умевший приспосабливаться к изменяющимся обстоятельствам и использовать их для извлечения максимальной выгоды политик. Никто никогда точно не знал, что у него на уме. Современники утверждают, что он настолько боялся выдать свои истинные мысли, что даже со своей женой Ливией говорил о важных делах только по предварительно составленному конспекту. Но все это использовалось для того, чтобы непреклонно идти к поставленной цели и, надо сказать, Августу удалось ее достичь. Популярность его в народе была такова, что в Италии некоторые города праздновали новый год в день, когда он впервые их посетил. Во многих провинциях ему воздвигались храмы и алтари. В его честь утверждали пятилетние игры чуть ли не в каждом маленьком городке.
Все цари, его друзья и союзники, заложили каждый в своем царстве города под названием Цезарея. А все вместе они намеревались достроить и посвятить гению Августа храм Юпитера олимпийского в Афинах, строительство которого началось еще в глубокой древности. Многие из них покидали царство, чтобы ежедневно сопровождать его не только в Риме, но и в провинциях. Ходили возле него они без всяких царских отличий, одетые в простые тоги, прислуживая ему как клиенты. Вот что писал об Августе, как о человеке, Гай Светоний Транквилл:
«Дружбу он завязывал нелегко, но верность соблюдал неуклонно и не только должным образом награждал заслуги и достоинства друзей, но и готов был сносить их пороки и провинности, — до известной, конечно, меры. Примечательно, что из всех его друзей нельзя найти ни одного опального, если не считать Сальвидиена Руфа и Корнелия Галла. Обоих он возвысил из ничтожного состояния, одного — до консульского сана, другого — наместничества в Египте. Первого, замышлявшего переворот, он отдал для наказания сенату; второму, за его неблагодарность и злокозненность он запретил появляться в своем доме и в своих провинциях. Но когда погиб и Галл, доведенный до самоубийства нападками обвинителей и указами сената, Август, поблагодарив за преданность всех своих столь пылких заступников, не мог удержаться от слез и сетований за то, что ему одному в его доме нельзя даже сердится на друзей сколько хочется. Остальные же его друзья насаждались богатством и влиянием до конца жизни, почитаясь первыми в своих сословиях, хотя ими подчас он бывал недоволен. Так, не говоря об остальных, он не раз жаловался, что даже Аг-риппе не достает терпимости, а Меценату — умения молчать, когда Агриппа из пустого подозрения, будто к нему охладели и предпочитают ему Марцелла, бросил все и уехал в Митилены, а Меценат, узнав о раскрытии заговора Мурены, выдал эту тайну своей жене Теренции.
В свою очередь, и сам он требовал от друзей такой же ответной привязанности как при жизни, так и после смерти. Действительно, хотя он нимало не домогался наследств и никогда ничего не предпринимал по завещаниям людей незнакомых, но к последним заветам друзей был необычайно чувствителен, и если в завещании о нем упоминалось небрежно и скупо, то непритворно огорчался, а если почтительно и лестно, то непритворно радовался. Когда завещатели оставляли детей, он или тотчас передавал им свою долю наследства и отказанные ему подарки, или же сохранял ее на время их малолетства, а в день совершеннолетия или свадьбы, возвращал с процентами.
Хозяином и патроном был он столь же строгим, сколько милостивым и мягким. Многих вольноотпущенников он держал в чести и близости — например, Ликина, Келада и других. Косм, его раб, оскорбительно о нем отзывался — он удовольствовался тем, что заковал его в цепи. Диомед, его управляющий, сопровождал его на прогулке, но когда на них вдруг выскочил дикий кабан, перепугался и бросил хозяина одного — он побранил его не за провинность, а только за трусость и опасное происшествие обратил в шутку, так как злого умысла тут не было. И в то же время он заставил умереть Пола, одного из любимых своих вольноотпущенников, узнав, что тот соблазнял замужних женщин: Таллу, своему писцу, он переломал ноги за то, что тот за пятьсот динариев выдал содержание его письма; а когда наставник и служители его сына Гая, воспользовавшись болезнью и смертью последнего, начали бесстыдно и жадно обирать провинцию, он приказал их швырнуть в реку с грузом на шее...