Наиболее примечателен в этом отношении религиознофилософский роман известного софиста Филострата, который повествует о мудреце и чудотворце I века н. э. Аполлонии из каппадокийского города Тианы. Сам Филострат принадлежал к кругу богемы, который собрала вокруг себя Юлия Домна — жена императора Септимия Севера. Юлия Домна стояла в некоторой оппозиции к мужу, а затем к сыну, и допускала в этом кругу интеллектуалов свободу мысли и высказываний. Поэтому Филострат с ободрения и даже по совету императрицы осмелился дать в своем романе новый идеал. Его Аполлоний, которого противники христианства противопоставлял» Христу, является совершенным образом античной мудрости и добродетели. Эти качества он приобрел за годы праведной жизни, следуя заветам Пифагора, и в общении с философами Эфиопии и Индии. Но Аполлоний не замыкается в себе, а ставит свою мудрость на службу обществу: он поучает граждан, реформирует и восстанавливает религиозные обряды, усмиряет мятежи, обличает корыстолюбцев, изгоняет демонов, дает императору Веспасиану советы как лучше устроить империю. В своем романе Филострат устами Аполлония сформулировал свою программу монархии, которая основывалась на городской автономии, свободе мысли и мирной политике. Все это выражается в активной борьбе Аполлония против тирана Домициана.
Образ Аполлония, а именно его беззаветное служение обществу, близок к идеалу мудреца в учениях философов-стоиков и киников. Они выступали за всеобщее гармоническое единство мира. Стоики считали высшим началом разум, который диктует неизбежное подчинение законам природы, исполнение долга и т. п. Аполлоний же, исходя из положений неопифагорейцев и платоников, учил, что выше разума стоит некое идеальное начало — общее всему и все объединяющее. Его нельзя познать разумом — к нему следует стремиться, так как только в соединении с ним заключается высший смысл жизни.
С каждым годом идеологическая борьба становилась все острее. В среде аристократии из западных провинций процветал культ Антонинов — идеальных правителей, которые, якобы, явятся и устроят мир без солдат, без варваров, без тиранов и передадут всю власть сенату. Среди них появились пророки, которые предвещали грядущее пришествие подобного сенатского «мессии». Очень часто он представлялся в образе Геракла -- доброго царя, грозы тиранов, укротителя черни. Такого Геракла почитали правители Галльской империи — император Проб, который искал союза с западной знатью, а также император Максимиан, который подавил восстание багаудов.
Аристократия восточных провинций чтила солнечные культы. В образе Солнца подразумевался единственный верховный бог, который являлся покровителем императора и был таким же великим и недосягаемым на земле, как солнце на небе. Подобное солнце избрал своим богом Аврелий, который стремился наладить отношения с Востоком после своей победы над Зенобией.
Но в самой армии и в кругах военных почитали Юпитера — бога римской мощи и славы. В среде плебса и солдат не могли прижиться сложные религиозно-философские культы, а поэтому среди них была распространена примитивная магия и вера в демонов. Лишь культ спасителя Митры, который ясно и четко давал ответ на вопрос, что такое зло и как от него избавиться, а также христианство получили здесь широкое распространение.
Но наиболее остро ощущался идеологический кризис в среде муниципальных рабовладельцев и городской интеллигенции. Здесь большое распространение получили христианские и нехристианские гностические системы. В основном они были созданы уроженцами Сирии и Египта, главным образом, в Александрии. Широко развивались религиозно-философские школы, которые были близки к платонизму. На философов-гностиков сильно влияли египетские, сирийские и персидские мистерии, учения которых излагались в форме тайных откровений.
Но сколь бы немногочисленным было количество религиозно-философских течений и верований, всех их объединял крайне пессимистический взгляд на мир и человечество. Все они проповедовали бегство от общества, аскетизм, популярность которого все больше возрастала. Гностики делили человечество на немногих избранных, которые живут духом, и массы черни, которая обречена на погибель, так как предается одним лишь материальным интересам. Глубокий общественный кризис заставлял людей приходить к мысли, что зло неизбежно присуще материальному миру, что материальный мир — греховный и испорченный, ни улучшить, ни перестроить его нельзя, так как он обречен на гибель. От-
сюда следовало, что мудрый не должен и не может служить благу человечества, государства, города. Он обязан заботиться лишь о собственном спасении, познавая высшие тайны мира духов, чтобы попасть в область высшей свободы.
Подобный беспросветный пессимизм был настолько распространен, что оказал сильное влияние на христианских писателей того времени. Христиане вынуждены были отвечать на занимавшие в те времена умы вопросы и это побудило их создать собственную философскую систему. Первыми христианскими писателями, поставившими перед собой подобную задачу, были александрийцы Климент и Ориген, который обучался у платоника Аммония и многое заимствовал у платоников и гностиков. Однако, в отличие от них, он пытался обосновать идею не всеобщей гибели, а всеобщего спасения. Впоследствии официальная церковь не признала его сочинения, но в свое время Ориген был весьма популярен в среде христиан.
Из школы платоника Аммония вышел и создатель последней значительной языческой философской системы, получившей название неоплатонизма — Плотин. Его взгляды формировались в годы правления императора Галлиена, когда общественные слои, которые не переставали мечтать о реставрации империи Августа и Антонинов, в последний раз собрав все свои силы, активно выступили в области политики и идеологии. Сам Плотин прибыл в Рим, где читал курс лекций. Их посещали представители интеллектуальных кругов, а также некоторые из сенаторов и даже сам император Галлиен. Современники утверждают, что Галлиен мечтал основать город философов Платонополь. Создав его по образцу государства Платона.
На первый взгляд философия Плотина абстрактна, сложна и совершенно оторвана от реальной жизни, но, как и всякая другая философская система, она была порождена окружающей действительностью. Как и для всех людей в те годы, для Плотина наиболее важными были вопросы о добре и зле, о боге и мире, о месте и смысле жизни человека. Являясь последовательным идеалистом, Плотин связывал зло с материей, презирал людей, глубоко уходя в мистику, астрологию и магию. Но при этом, Плотин пытался спасти то, что еще оставалось от свойственного античности активного и оптимистического отношения к миру. Попытаемся вкратце изложить его взгляды.
Плотин считал первопричиной начала всего непознаваемое разумом верховное благо, которое он отождествлял со светом.
Подобное благо, по его представлениям, являлось первоисточником всего сущего, присущее всему и именно оно делало мир единым, стройным во всех его частях, взаимосвязанным целым. На ступеньку ниже верховного блага стояли мировой разум и мировая душа, частями которых являлись умы и души богов, светил, людей и животных. Верховный свет, пройдя через разум и душу, постепенно меркнет и совершенно погасает в материи. Отсюда основной задачей человека являлось слиться с верховным благом путем совершенствования своей души и выделения притаившегося в ней света.
Плотин был противником крайнего проявления аскетизма. Как и стоики, он считал, что мудрец должен жить в обществе, выполнять все свои обязанности по отношению к нему и не забывать, что он только часть прекрасного и совершенного целого, блага которого выше блага его части. Определяя задачи человека, Плотин пользовался образами стоиков. Согласно его представлениям, человек являлся актером мировой драмы, бойцом в мировом воинстве. Он высмеивал тех, кто, сложа руки, полагался на богов или пришествие божественного спасителя, жалуясь при этом на жизнь. Он утверждал, что когда люди становятся подобны робким овцам, их пожирают сильные волки — богачи и тираны. Плотин стремился приспособить этику стоиков к индивидуализму своего времени. Он считал, что добродетель — не самоцель, а лишь путь к слиянию с верховным благом. В отличие от стоиков, он не признавал конечной мировой катастрофы и неоднократно возражал гностикам, для которых эта катастрофа являлась одной из основ пессимизма. Плотин считал, что мир вечен и прекрасен, как вечна и прекрасна его первопричина. Мир лишь движется по неизменным законам, которых не могут изменить ни пришествие спасителя, ни заклинания: демонов, ни молитвы бога. Плотин не отрицал религии, он считал, что к богам надо обращаться с определенными, строго установленными формулами, что было характерно для старой римской религии, которую, кстати сказать, стремился возродить император Галлиен и которая еще была сильна в армии поддерживавшей его. Но неудача реставрации прежней модели империи, которую предпринял император Галлиен, пагубно сказалась на школе Плотина. После смерти императора Плотин и большинство его учеников покинули Рим. Один из его ближайших друзей — философ Лонгин — бежал к Зенобии, впоследствии его Казнил Аврелиан. Все это не могло не сказаться на самом неоплатонизме. Уже ученик Плотина — сириец Порфирий — отвергал оптимистическую оценку мира и призывы к активной жизни в обществе, проповедуемые его учителем. Порфирий считал, что мудрец должен бежать от толпы в пустыню. Отныне главную роль в неоплатонизме стали играть аскетизм, магия и астрология, а также учение о демонах. Все это привело к тому, что позднейший неоплатонизм постепенно слился с теми религиозно-философскими течениями, против которых боролся сам Плотин.