В общем, в номах выделялись три основные социальные группы: господствующий класс (прежде всего правящая верхушка, в гораздо меньшей степени частные лица, добившиеся богатства и влияния, но не причастные к высоким должностям), рядовые общинники и, наконец, рабы и зависимые люди (этот слой комплектовался из военнопленных, а также изгоев и обедневших общинников, оторвавшихся от своей земли и втянутых в зависимость от власть имущих и состоятельных людей). Эксплуатация проявлялась в двух основных формах. В крупных хозяйствах, принадлежавших храму, правителю, членам правящей верхушки и богатым частным лицам, трудились работники рабского и нерабского статусов, они не имели обычно своего хозяйства, а работали группами за пайки и отдавали все произведенное владельцу. Рабы и большинство нерабов, трудившихся таким образом, свободно покидать хозяйство не могли. Именно эта форма эксплуатации обеспечивала господствующий класс большей частью его богатств. Поэтому шумерское общество нередко определялось как рабовладельческое (ибо подневольный работник, получающий за свою работу паек, по своему месту в производстве оказывается подобен классическому античному рабу, к какому бы сословию он ни принадлежал). Второй главной формой эксплуатации являлась выдача государством или частными лицами части своего земельного фонда в виде отдельных наделов мелким производителям — от зависимых и закабаленных людей или рабов до свободных арендаторов; также производители вели свое хозяйство на выданных им наделах и долю полученного продукта отдавали владельцу земли.
Высших функционеров общины изначально наделяли намного большими наделами, чем прочих; особый обширный земельный фонд выделялся храму как учреждению. Семьи могли покупать и продавать свою землю в пределах общины, что создавало благоприятные возможности для концентрации земель богатыми и знатными людьми.
Организационным центром государства первоначально выступал храм бога-покровителя соответствующей общины, а во главе государства стоял наследственный правитель — верховный жрец этого храма с титулом «эн» («господин»). При нем существовал небольшой административный аппарат и постоянная вооруженная сила (то и другое из храмового персонала и личных слуг) — зачатки служилой знати и регулярной армии. Власть «эна» была существенно ограничена советом, а в меньшей степени народным собранием свободных общинников, быстро теряющим в силе. К середине III тысячелетия до н. э. титул «эн» выходит из употребления, заменяясь шумерскими титулами «энси» («жрец-строитель», «градоправитель») и «лугаль» (досл. «большой человек», «царь», аккад. эквивалент — «шарру»). Появление последнего титула отражало новый этап развития государственности — утрату общиной всякого контроля над правителем. Правители нарекали себя «лугалями» как военные предводители, с некоторого времени командовавшие воинами помимо общинного контроля (порой этот титул присваивался военному вождю на сходке самих воинов); так же титуловали себя владетели, сумевшие добиться формального признания своей гегемонии со стороны других номов. Во всех случаях титул «лугаль» передавал единоличную власть правителя, основанную на прямой командной иерархии помимо общинных структур, над кем бы такая власть ни осуществлялась — над своими воинами или над соседними номами. В конце III тысячелетия этот титул, с созданием централизованных деспотий, означал такую власть уже применительно ко всему населению страны и в этом качестве употребляется на протяжении всей месопотамской истории в значении «царь, автократ». (Аналогичным было происхождение европейского титулования «император».) Лугальство («царственность») стало нормативным статусом шумерского номового правителя уже в середине Раннединастического периода, хотя некоторые из них по-прежнему ограничивались титулом «энси».
Социально-политическая история Раннединастического периода заключалась во все обостряющейся борьбе между отдельными номовыми государствами за гегемонию, а также в нарастании социального противостояния между правящей верхушкой, приобретающей устойчиво наследственный, аристократический характер, и основной массой общинников, подвергавшейся все более тяжелой повинностной и податной эксплуатации со стороны государства в целом и в то же время жившей — из-за военного разорения, долгов и т. д. — под угрозой утраты собственной земли и превращения в зависимых работников (как правило, от членов той же правящей верхушки). Переплетение этих двух процессов привело в конце концов к крушению «номового» аристократического строя в Шумере и к формированию централизованной общемесопотамской деспотии, опиравшейся на военно-служилую прослойку, внутри которой вопросы происхождения особой роли не играли. Для межномовой борьбы были характерны почти полное отсутствие попыток аннексировать другие номы (война шла лишь за гегемонию) и своего рода «борьба за инвеституру», иными словами, склонность царей добиваться официального признания за ними верховной гегемонии и титула «лугаль Страны» от Ниппурского храма Энлиля. Как видно, владыки Шумера еще сохраняли какое-то представление о всешумерском, причем именно политическом, авторитете Ниппурского храма, а представление о том, что Шумер предназначен представлять собой некое единство, было живо на протяжении всего III тысячелетия до н. э.