Каждый из крупных центров Индского периода имеет свои особенности, однако некоторые черты являются общими. Для ряда городов характерна специфическая двухчастная планировка, в которой одну часть именуют цитаделью, другую — нижним городом. Наименования условны, поскольку, в частности, цитадель располагалась не в центре, а по соседству с нижним городом и не являлась фортификационным укреплением, а чаще играла роль прибежища в случае стихийных бедствий (к примеру, нередких в этом районе наводнений). Построенная на искусственном кирпичном возвышении, она отделялась стеной от нижнего города, превосходящего ее по площади. Внутри цитадели располагались крупные постройки религиозного, хозяйственного (зернохранилища) и административного назначения. Определить их роль точнее не представляется возможным из-за минимального объема сведений о характере политической и общественной организации хараппских поселений. Однако уже само наличие цитадели является важным свидетельством наличия государственной власти.
Нижний город состоял из жилых построек разного типа. В плане он представлял собой четырехугольник, пересеченный внутри широкими перпендикулярными улицами, ориентированными по сторонам света. Эти улицы делили нижний город на кварталы. Четкая планировка, возможно, имела чисто практическое назначение: взаимное расположение улиц обеспечивало естественную вентиляцию. Вдоль улиц шли крытые плитами канавы (древнейшая в истории канализация), по которым за пределы города выводились сточные воды. Внутри кварталов четкой планировки не существовало, а широкие улицы сменялись узкими кривыми переулками.
Жилые дома, лишенные какого-либо декора, демонстрируют высокую степень имущественной дифференциации общества: от крупных многокомнатных строений из обожженного кирпича до сооружений барачного типа малой площади с минимумом удобств. Их внешний облик вполне типичен и для современной Южной Азии: плоские крыши, глухие стены, земляной пол, покрытый илом и т. д. Судя по структуре домов, основной ячейкой хараппского общества являлась малая семья.
Экономическая история эпохи Хараппы представляется яснее, чем политическая. Базу экономики, как и в последующие века, составляло сельское хозяйство, служившее основным занятием и для городских, и для сельских жителей. Знакомые с плужным земледелием, жители хараппских поселений продолжали пользоваться и примитивными мотыгами. Выращивали ячмень, пшеницу, просо, горох и сезам. Разводили крупный рогатый скот — буйволов и горбатых быков, а также овец, коз и свиней. Коневодство жителям хараппских поселений было неизвестно. Ремесло представлено разнообразными специальностями: гончарное дело, ткачество, камнерезное, ювелирное дело и т. д. Даже в древнейший период истории Хараппы существовали связи с иными регионами. Археологические находки указывают на торговые контакты между Индией и городами Месопотамии (Аккад, Лагаш, Иссин), осуществляемые через Дильмун (совр. Бахрейн). Поддерживались связи с Северным Афганистаном, Южной Туркменией и Ираном.
Характер источников позволяет делать самые общие предположения относительно социальной структуры и политического устройства эпохи Хараппы. Анализ материальных памятников указывает на далеко зашедшую имущественную и социальную дифференциацию. Внешний облик и структура поселений говорят о наличии государственной власти. Характер же ее, как и степень централизации, нам не известны. Скорее всего, на столь обширной территории существовало не одно государство, а несколько некрупных государственных образований, родственных с этнокультурной точки зрения и поддерживающих отношения друг с другом.
Культура и религиозная ситуация. Искусство Хараппы известно по произведениям мелкой пластики. Едва ли крупные памятники не сохранились; скорее, их попросту не было. Мелкогабаритные скульптурки — от примитивных терракотовых фигурок до высокохудожественных изображений (стеатитовый поясной портрет мужчины — «правителя-жреца», миниатюрная бронзовая фигурка женщины — «танцовщицы»); стеатитовые печати с надписями и изображениями животных и растений; орнаменты на керамике — вот и весь материал. Однако и на его примере хорошо просматривается исключительная самобытность хараппского искусства, опровергающая предположения о каком-либо внешнем влиянии.