Основным принципом налогообложения был учет размеров имущества его обладателя, внесенного в поименные налоговые описи-кадастры. Развитый фискальный аппарат позволял правительству аккумулировать огромные средства, мощная византийская бюрократия поддерживала контроль едва ли не над всеми сторонами общественной жизни. За счет централизованного управления василевс, в отличие от подавляющего большинства правителей других стран, мог осуществлять внутреннюю политику во вполне современном значении этого слова, а при помощи искусной византийской дипломатии — и политику внешнюю. Это давало возможность удерживать, а порой даже расширять границы. Однако такая задача требовала значительного напряжения сил, что постепенно ломало полисный уклад жизни.
Античная цивилизация существовала, пока был жив и развивался полис с его институтами, ценностями и мировоззрением. Но Византия уже вслед за эпохой Юстиниана утрачивает урбанистическую стабильность. Городская собственность как основа прежнего процветания и значения городов все более отступает перед принципом верховной власти василевса на землю и материальные средства и перед его контролем над духовной жизнью. Итог этому процессу много позже, в начале X в. будет подведен 46-й новеллой императора Льва VI, отменяющей права и обязанности куриалов, упраздняющей городское самоуправление, «ибо обо всем печется император».
Ранневизантийский период исключительно важен для формирования фундамента византийской культуры — богословия. Сочинения лучших его представителей лежат в основе святоотеческой традиции, значимой для всего христианского мира, но в первую очередь, определившей самобытность византийской культуры. Афанасий Александрийский, Великие каппадокийцы, Иоанн Златоуст сумели установить и отстоять в трудной борьбе ключевую для христианства формулу взаимоотношения единой Божественной сущности и трех ипостасей, зафиксированную в Никео-Константинопольском исповедании веры. Эта задача была решена при опоре на эллинское философское наследие. Византийское богословие представляет собой усилие выразить связь церковной традиции с живыми категориями греческой философии, чтобы, по словам русского философа В. Лосского, «повернуть эллинизм ликом к Христу».
В центре дискуссий византийских богословов оказывалась проблема взаимоотношений Бога и человека. Так, например, Григорий Нисский, обсуждая природу человека, настаивал, что человек — вершина, венец творения, царь и господин всего, заключающий в себе все сущее. Идея эта сродни античному пониманию человека как микрокосма. Но антропология Григория теоцентрична, он считает самым важным в человеке то, что он создан по образу и подобию Божию. Образ Божий в человеке сравнивается с отражением в зеркале. Зеркало может разбиться, затуманиться, его можно повернуть под углом так, что никакого отражения видно не будет. Человек может утратить образ Божий, перестать быть его отражением, но потенциальная возможность обрести его всегда остается.
Византийский взгляд на человека определялся тем, что человек может быть спасенным не просто через некое внешнее действие Бога или через рациональное постижение предустановленной истины, а через усилие «стать, как Бог». Как писал Афанасий Александрийский, «Бог стал человеком, дабы человек смог стать Богом».
Вместе с тем, богословие византийцев оставалось тесно связано с неоплатонизмом, прежде всего благодаря язычникам — Проклу (410/412-485) и школе его последователей в Афинской академии, а также Аммонию (ум. после 517 г.) и его философской школе в Александрии. «Первоосновы теологии» Прокла, его комментарии к диалогам Платона развивали идеи диалектического единения духовного с Божественным началом.
Наиболее последовательная попытка решить задачу неоплатонического осмысления человеческого сообщества принадлежит анонимному автору конца V — начала VI в., скрывавшегося за псевдонимом Дионисия Ареопагита, ученика апостола Павла. Эта новозаветная аллюзия была полна смысла: по словам С.С. Аверинцева, «автор хочет быть “ареопагитом”, афинянином из афинян, наследником традиции эллинства, — но только крещеным эллином». «Неведомый бог», о котором говорил апостол Павел, хорошо подходил к неоплатонической идее непостижимости и неизъяснимости Единого. Бог для Псевдо-Дионисия есть запредельное торжество избыточного света и непроницаемого мрака. Но, в отличие от неоплатоников, не отрешенная душа одинокого философа, но люди и ангелы принимают от непостижимого Бога норму своего совместного бытия. Подняться к Богу они могут только сообща, восполняя друг друга, помогая друг другу, передавая друг другу Божественный свет по закону иерархии. Для Псевдо-Дионисия церковь — это иерархия ангелов и непосредственно продолжающая ее иерархия людей, отражающих Божественный свет в своих зеркалах. Трактаты Псевдо-Дионисия «О небесной иерархии» и «О церковной иерархии» позже оказались необычайно востребованы мыслителями Средневековья, старавшимися в божественных категориях постичь смысл иерархически-структурированного общества и государства.