Желание напиться заставило его вернуться к источнику. Тут он заметил крупного скорпиона. Насекомое, величиной с кулак, с угрожающим видом двигалось вперед, как-будто говоря: «Прочь с дороги, я тут хозяин». Если бы оно встретило слона, оно и ему не уступило бы места. Скорпион привык к тому, что все звери сторонятся его. Он боится только барана. Овца — животное глупое, а потому и не избегает этого маленького чудовища. Ужаленная, она начинает кататься по земле и, совершенно не думая о том, давит своей тяжестью ядовитое насекомое. Кроме того, скорпион путается в ее шерсти. Поэтому спать на кожаном полушубке или войлоке абсолютно безопасно.
Но, если скорпион — господин пустыни, то человек — господин природы. Дежнев хорошо был знаком с нравами скорпиона. Он знал, что существуют три вида схожих насекомых: тарантулы, фаланги и скорпионы. Все они живут семьями. Если убить одного из них, то любящие родственники начинают поиски и успокаиваются не раньше, чем похоронят дорогого покойника в своих желудках. Можно даже определить порядок их появления. Самка отыскивает самца, а ее отыскивает вся семья вместе. Все они ядовиты весной и сравнительно безопасны осенью, перед зимней спячкой. Фаланга плюется, скорпион и тарантул жалят, один своими бивнями, другой — своим жалом.
Дежнев, убив скорпиона каблуком своего сапога, стал ждать: он решил избавиться от своих врагов раньше, чем они искусают его ночью. Как он и ожидал, первой, двигаясь прямо по следу убитого мужа, явилась самка, с которой он быстро расправился. Затем он раздавил шестерых детенышей. Одного из них, шедшего по верхнему своду пещеры, он не заметил и чуть-чуть не был ужален маленьким чудовищем.
В один из промежутков этой охоты Дежнев заметил шедшую по дну пещеры черепаху. Он поймал и перевернул ее на спину (положенная так черепаха уйти не может). Затем он собрал валявшиеся кое-где корни и сухую траву и устроил небольшой костер. После голодовки полусырая черепаха показалась ему лакомым блюдом.
Покончив со скорпионами, Дежнев потушил костер и с полным сознанием своей безопасности улегся и заснул. Вдруг до чуткого слуха спящего долетел болезненный крик: «Ай! Ай!». Дежнев прислушался. Призыв повторился. Тогда он вскочил на ноги и с криком: «Иду, иду!», ежеминутно рискуя свалиться в какую-нибудь яму, бросился бежать по галлерее. Ему казалось, что где-то в глубине подземелий погибает человек.
Дежнев не знал, что случилось и будет ли он в состоянии помочь. Но чувство одиночества было в нем так велико, что он без колебания шел, может быть, на верную смерть. А стогласое эхо пещер между тем вторило страшному крику. Вот он ближе и ближе. Дежнев уже хотел чиркнуть спичку, но — что это? — голос стал удаляться. Казалось, кто-то смеется над ним, перебегая в бесконечных переплетениях галлерей. Уж не сумасшествие ли это?.. Внезапно он почувствовал движение воздуха, что-то пронеслось мимо его головы, и тот же голос крикнул ему в самое ухо: «Ай! Ай!»…
Это была ночная птица.
Дежнев вернулся обратно, но до следующего утра сон уже больше не смыкал его глаз. Бесконечно долго тянулась ночь среди абсолютной темноты, а развести костер он боялся, так как огонь привлекает скорпионов.
На следующий день, нехотя позавтракав новой черепахой, Дежнев пустился на дальнейшие поиски выхода, — опять безуспешные. За свою дальнейшую судьбу он был более или менее спокоен: другие черепахи будут приходить на водопой, а травы и кореньев для костра в подземелье было достаточно.
Днем он даже сварил суп в пустом панцыре черепахи.
Под вечер мимо пробежала лиса. Дежнев снова приободрился: она не могла попасть сюда без входа. Добравшись по следам до норы, он заглянул в нее. Она имела наружный выход, слабый свет падал туда сверху. Однако, отверстие было слишком мало. Дежнев начал окапывать края норы перочинным ножом. Он рыл, выкидывал землю, снова рыл, создавая узкий, достаточный для движения его тела, проход. Он бросил работу только тогда, когда уперся в твердый, неуязвимый для его ножа пласт.
Неизвестно, как долго продлились бы еще подземные похождения Дежнева, но случайно он набрел на мазутный источник, стекавший по стене отверстия между двумя расположенными друг над другом галлереями. Над первым отверстием имелось второе, выходившее уже наружу. Тут ему пришла счастливая мысль. Если поджечь источник, огонь и дым должны были рано или поздно привлечь чье-нибудь внимание наверху. Конечно, он страшно рисковал при этом. В галлерее могли быть газы, которые могли опалить его. Но… чем смерть от ожога хуже смерти от укуса тарантула?