Когда я высадился, меня поразило количество детей на острове. Их собралось несколько сот, всех возрастов. Население довольно робкое, но все жители, и старые и молодые, не пропускают прохожего мимо своего жилища без приветствия. «Вы гуляете?» — спросит он, и на это надо отвечать: «Хотите, пойдем вместе?». Довольно долго после моего приезда дети смотрели с боязнью и подозрением на одинокого моряка. Дело в том, что несколькими годами раньше бурей унесло в море туземца, и дети рассуждали между собой, что он мог побелеть и теперь вернуться в шлюпке. Некоторое время они внимательно следили за каждым моим движением; особенно их интересовало, что я ем. Раз я смолил шлюпку смесью смолы с другими снадобьями, а потом сел обедать, при чем захотел с'есть варенья из ежевики. Едва я взялся за банку, среди детей произошло движение, и затем они разбежались с громкими криками: «Капитан ест смолу, капитан ест смолу!». Но мне нетрудно было убедить их, что эта самая «смола» очень вкусна: к счастью, у меня ее было много. Раз, когда я намазывал сухарь этой «смолой» для одного малыша, дети обратили внимание на мою поврежденную руку и стали шептаться, что ее повредила акула. Таким образом, я попал у них в герои, и легенда о возвратившемся туземце заглохла.
Однажды, я захотел спустить «Спрей» на воду, но, оказалось, что она крепко засела в песке. Увидав мои бесплодные усилия, дети захлопали в ладоши и закричали, что в киль вцепился краб и держит судно. Потом они выпросили у меня банку варенья и отнесли ее своему жрецу, чтобы он попросил соответствующее божество заставить краба выпустить судно. Так или иначе, но «Спрей», действительно, стала на воду, хотя и не так скоро, как мне хотелось.
Многое делается на Килинге не так, как мы привыкли. Крабы едят кокосовые орехи, рыбы едят кораллы, собаки ловят рыбу, на черепахах можно ездить верхом, а раковины некоторых моллюсков опасны для человека, как капканы. Морские птицы ночуют на деревьях; некоторые крысы делают себе гнезда на верхушках пальмы.
Раз при мне были устроены туземные танцы, на которые собралось чуть ли не все островное население. Все пустилось в пляс: и молодежь, и старики. Не плясали только грудные дети, которых сложили в большие кучи по углам, откуда они с удивлением таращили глазенки на происходившее.
На этом благословенном острове никогда не бывает ссор и драк между жителями, и, если где-нибудь существует легендарный рай, то он находится именно на Килинге.
Приведя судно в порядок, я решил нагрузить его раковинами гигантского моллюска — тридакны; они живут на рифах по соседству. И вот в этом месте, в виду туземного поселка, экипаж «Спрей», переплывший через океан, едва не погиб.
Произошло это потому, что я положился на другого человека, а он положился на меня. В обществе беспечного африканского негра я очутился в ветхой лодке, под прогнившим парусом, который тотчас же сорвало порывом ветра, и нас, совершенно беспомощных, понесло в море. В лодке не было весла; правда, был якорь, но веревка не могла достать дна: мы были уже в глубокой воде. К нашему счастию, на дне лодки лежал шест. Я стал усердно грести им, как веслом, и, благодаря случайному попутному ветру, мы выбрались на более мелкую воду, где уже могли достать дно, и на шесте добрались до берега. Нечего и говорить, что я не стал повторять таких прогулок. Тридакн я достал после, в надежной лодке. Тридцать штук раковин заменили собою три тонны балласта в виде цемента, который я выбросил за борт.
X.
22-го августа «Спрей» распростилась с Килингом. Море было бурно, судно заливало волнами, и погода не улучшалась. Меня, конечно, утомляло нескончаемое движение волн, а также надоедало, что я оказывался мокрым, как только показывался из каюты. При непогоде «Спрей», казалось, замедляла ход; я приписывал бурному морю то, что мои соображения и счет расстояний по лагу сильно отличались друг от друга. Через две недели после моего выхода из Килинга разница достигла 150 миль. В этот день при заходе солнца я увидал группу облаков, стоявших на одном месте прямо передо мною, тогда как прочие облака плыли по небу: это было признаком земли, и ночью на том месте, где я видел облака, появился темный силуэт земли. Тогда я вытащил лаг, потому что, как и выходило по моему расчету, передо мною был остров Родригец. Причина неправильных показаний лага заключалась в том, что его повредила большая рыба; это бывает довольно часто. Две лопасти из четырех были смяты и погнуты, — вероятно, дело зубов акулы. Утром остров возвышался передо мною всего в трех милях. Любопытно, что жители этого острова ждали пришествия антихриста, и, когда, «Спрей», несомая бурным ветром, примчалась в гавань, покрытую белой пеной, при чем на судне виднелся только один человек, они закричали: «Вот он, вот он! Он приехал в лодке!». Как это ни было невероятно, новость в одну минуту облетела все местечко. Усилиями коменданта волнение городка постепенно улеглось, но одна старуха заперлась у себя в доме и не выходила из него все время, пока я был на острове, — целых восемь дней.