Чудовище, скелет которого мы собирали, постепенно принимало свою форму. Но оранжерея, расположенная на солнце, так накалялась, что мы вскоре должны были прекратить свои занятия.
Мы читали с Гамбертеном статьи по палеонтологии, закрыв в библиотеке окна и опустив шторы. В самый разгар жары мы уходили на погреб и читали там при свете фонаря.
В сумерки наступала относительная прохлада, и мы спешили насладиться ею, так как после этого краткого перерыва жара опять свирепствовала всю ночь. Этим временем пользовались и животные. Во время небольших прогулок, которые мы совершали, мы встречали даже змей, выползавших, забыв всякую осторожность, на дорогу, в поисках воды.
Но это было еще не все. Поднялся знойный, все опустошавший сирокко. Крестьяне молились, ожидая конца мира. Фома продолжал поливать остатки парка. Несмотря на палящий зной, он ходил со своими лейками к крану, устроенному в оранжерее, и наполнял их все более скудно бежавшей водой.
Однажды утром Фома явился к Гамбертену и в отчаянии заявил, что появилась саранча и с'ела листву на некоторых деревьях. Горожанина всегда интересуют события сельской жизни. Я отправился взглянуть на беду, а Гамбертен предпочел остаться в холодке.
На попорченных деревьях от всей богатой листвы остались лишь небольшие пучки на самой верхушке. Оголенные ветви напоминали рыбьи кости.
— Почему они не сожрали все, собаки, дьяволы, — бранился Фома.
Я вернулся к Гамбертену.
— Ну, что же? — спросил он.
— Что? Парк похож на сушильную печь.
— Да. Климат, которым мы сейчас наслаждаемся, принадлежит жаркому поясу, как во вторичной эпохе. Термометр показывает 50°. В ту эпоху нынешняя температура экватора распространялась по всей поверхности земного шара без смены времени года…
Он увлекся. Я с величайшим наслаждением слушал его, и мы забыли о саранче.
А насекомые эти продолжали свое разрушительное дело, с безнадежной правильностью следуя какому-то странному методу.
В десять ночей десять платанов были лишены своих нижних листьев, но с каждым разом разрушение поднималось все выше, и одиннадцатое дерево, наконец, было с'едено все.
Заинтересованный этим явлением, Гамбертен решился, наконец, перейти лужайку и осмотреть место действия.
Оказалось, что саранча, прилетевшая из Африки вместе с сирокко, сначала оставляла у листьев жилки, висевшие в виде пучков, а потом стала об'едать и их. Это заинтересовало Гамбертена, и он решил исследовать явление ближайшей ночью.
Когда он предложил мне сесть с ним ночью в засаду, признаюсь, я этому не очень обрадовался. Вязы казались мне беспокойным местом, где дела не шли нормальным порядком, и я начал подумывать о возвращении в Париж. Я согласился только из вежливости.
— Бедные листочки, — сказал Гамбертен, — бедные листочки, которые не умеют защищаться.
В это время к нам подошел встревоженный Фома.
— Мосье. Цистерна на дворе пуста. Я хотел почерпнуть там воды, потому что в кране ее тоже нет. Но цистерна пуста, в ней нет ни капли воды. Ума не приложу, с чего бы это?
— От жары.
— Но на прошлой неделе она была полна до краев. Нет такого солнца, чтобы в одну неделю вычерпать до дна такую кадку. К тому же, она с полудня в тени.
— Может быть, это саранча, — попробовал я пошутить.
Гамбертен пожал плечами.
— Я же вам говорю, что это от жары. — И он ушел домой.
Я пошел за ним, но ржание Сорьена привлекло меня к конюшне.
Я зашел туда, чтобы приласкать старую лошадь, и с удивлением увидел, что она вся в поту. Я высказал Фоме свои сомнения в том, что лошадь была чищена, но он с таинственным видом сообщил мне о том, что вот уже с неделю, как он застает лошадь по утрам в таком виде.
— С неделю! — воскликнул я. — Опять с неделю. Да что же здесь происходит, наконец, в эту злополучную неделю?
Суеверный страх наполнял мою душу. За это время в Вязах произошло несколько событий, не имевших, повидимому, между собой никакой связи. Общего у них было только то, что все они были необ'яснимы. Я вспомнил о саранче и решил непременно принять участие в ночной страже.
Обед прошел в молчании. Гамбертену так и не удалось вывести меня из моей озабоченности. Я ждал ночи, надеясь, что она принесет с собой разрешение загадки.
Когда мы кончали свой обед, отдаленный шум заставил меня напрячь слух. Гамбертен взглянул на меня.