Бобры были поражены и испугались. Если вода поднимется еще выше, они окажутся беспомощными и утонут, потому, что лед плотно покрыл весь пруд.
Младшие метались взад и вперед с жалобным писком, и некоторые из них в паническом ужасе выскочили в пруд, забыв, что оттуда выхода нет. Минуту спустя в темную комнату проник тихий, но резкий треск, и ворвавшаяся вода стала быстро спадать в туннеле. Ледяная кровля, ставшая тонкой под влиянием несшейся через нее воды, растрескалась и, приподнятая сильным давлением снизу, распалась на куски.
Более старые и опытные бобры оставались в жилом помещении и не потеряли голову от страха. Когда вода ушла до ее обычного уровня, приблизительно на два дюйма ниже пола помещения, они несколько успокоились. Однако, вслед за этим до их ушей достиг более громкий и резкий звук бегущих волн, и их тревога пробудилась с новой силой. Сунув свои усатые морды вниз, в туннель, они заметили, что вода быстро опускается ниже привычного уровня. Они отлично знали, что это означает. Плотина прорвалась. Вода, в настоящее время их единственная защита от ужасов леса, уходила от них.
III. Прорыв плотины.
Это была опасность такого рода, которая всегда вызывает всю энергию бобров. Очень робкие при обычных условиях, они сразу же проявляют необычное мужество, как только вопрос зайдет о спасении их плотины. Не прошло и минуты, как все члены колонии уже носились среди крутящихся обломков льда под ярким белым лунным светом, которого они так давно уже не видели.
Плотина прорвалась в самой середине, где канал был всего глубже и напор воды всего сильнее. Промоина имела десять футов ширины, и глубина ее пока была еще незначительна. Не выдержала сравнительно узкая и слабая вершина плотины, размягченная оттепелью и изодранная острыми краями льдин.
Сила течения быстро прокладывала себе путь вниз, в более плотную часть плотины; в эту-то минуту бобры отважно бросились в промоину. Перед лицом общей опасности они позабыли о всякой осторожности, не обращая ни малейшего внимания на голодные глаза, которые, быть может, смотрели на них из покрывавшего оба берега леса. Без заметного руководства со стороны кого бы то ни было из старших они все, казалось, помогали друг другу в той работе, которая была всего нужней.
Одни из них подтаскивали самые длинные толстые куски дерева из кучи оставшегося после еды материала, тщательно вправляли их в прорыв, толстым концом вверх по течению и совершенно параллельно ему, и упорно удерживали их на месте зубами и передними лапами, пока не подплывали другие с новым строительным материалом, который придавливал ранее принесенный к месту, на котором он должен был остаться.
В это же время с мягкого дна у подножья плотины отрывались лапами большие глыбы глины, перемешанной с корнями водорослей, которые вместе с небольшими камнями быстро накладывались на слои палок в виде цемента. Этот неплотный материал, хотя и накладывался на верхний конец палок, где течение было всего слабее, и быстро западал во все промежутки, все же большей частью уносился водой во время самой работы.
Борьба, повидимому, шла между равными силами. Некоторое время бобрам удавалось только не давать промоине ни углубляться, ни расширяться. Однако, усердные работники не сдавались и, повидимому, не знали усталости. Затем, мало-по-малу, они стали одолевать поток, в одном месте крепко втиснув кусок дерна, в другом плотно всунув несколько камней и везде заложив слоем глины прямые палки, по которым вода скользила, не сдвигая их с места. Поток становился менее глубоким и менее разрушительным. Притащили еще палок, еще камней и глины, еще корней; затем, наконец, сверху наложили слой тяжелых, гладко очищенных жердей, по которым вода тихо скользила тонким слоем, не вредя находившемуся ниже сооружению.
Теперь плотина в этом месте стала прочней, чем где бы то ни было, так как ее гребень был шире и состоял из более тяжелых кусков дерева. Но едва закончилась эта тяжело добытая победа, и отважные маленькие архитекторы остановились передохнуть, как раздался зловещий треск с крайней стороны плотины, где вспомогательный канал предоставил удобный путь побежденному потоку. Треск смешался с громким плеском воды. Новый кусок гребня плотины оказался размытым водой и был унесен ею. Столб пены высоко взметнулся на темном фоне деревьев, под яркими лучами луны.
IV. Починка плотины.
Пока усердные маленькие плотино-строители боролись с потоком, издали, с озаренных луной берегов, сверкая среди густой хвойной поросли, лежавшей немного ниже левого конца плотины, за ними наблюдали чьи-то свирепые глаза.
Наблюдение это было довольно безнадежно, так как владелец этих жестоких, узких глаз знал, что невозможно захватить врасплох бобра на открытом месте, когда рядом находится пруд, в который он может мгновенно нырнуть.
Однако, когда новый прорыв принудил всю колонию с безумной быстротой броситься на левый берег, совсем близко к лесному мраку, глаза эти засверкали жадным ожиданием и начали медленно, бесшумно и упорно продвигаться все ближе и ближе через густую поросль.
Освободив ключи и реки на склонах Голой Горы от сковавшего их льда, необычайная оттепель смыла снег с входа в мелкую пещеру и грубо разбудила молодого медведя от зимнего сна. Стряхнув с себя тяжесть дремоты, молодой медведь почувствовал сильный голод. До сих пор ему удавалось охотиться не особенно успешно. К зимним условиям леса он совсем не привык. Он почти не знал, кого или что надо искать, и к тому же, мягкий, рыхлый снег мешал ему итти. Один перепуганный белый кролик да несколько муравьев из гнилого пня, — вот и вся еда, попавшаяся ему за три дня.
Длинные белые клыки в его красных деснах покрывались слюной, когда он наблюдал за упитанными бобрами, работавшими в отдалении на озаренной луной плотине. Когда же, наконец, они быстро приблизились к нему и стали работать над прорывом, находившимся всего в тридцати или сорока шагах от места, где он скрылся, он едва мог сдержаться. Однако, он все же сдержался, так как ему раньше приходилось охотиться за бобрами, но настолько безуспешно, что у него пропала всякая уверенность в себе.
Как раз у конца плотины, над которым трудились бобры, темный и густой лес спускался на восемь или девять шагов от воды. К этому-то месту медведь стал медленно и осторожно продвигаться, настолько управляя каждым своим мускулом, что, несмотря на казавшуюся его неуклюжесть, ни одна веточка не треснула под его ногами, ни один сучек не зашелестел при его проходе, точно по лесу шла легкая тень, а не грузное животное.
Медведь увидел старого бобра, сидевшего совершенно неподвижно на гребне плотины, вытянувшись кверху. Это был чуткий часовой, обнюхивавший неподвижный воздух, не спуская глаз с полного опасностей леса. Медведь решил броситься на намеченную добычу так быстро, чтобы часовой не имел времени предупредить работавших об опасности.
Свирепые маленькие глазки медведя, темные и сверкавшие красным огоньком, были не единственными глазами, наблюдавшими за усердными бобрами. Немного дальше, вверх по берегу пруда, в кустах можжевельника, прижались к земле две большие серые рыси, наблюдая за происходившей внизу работой большими, круглыми, светло-зелеными, невыразимо злобными глазами. Рыси эти страшно исхудали от долгого голода.