Выбрать главу

У японцев, еще не заимствовавших европейскую одежду, «все тело — одно лицо», — начиная со лба до концов пальцев на ногах.

Вежливость японцев.

Как-то я остался один и заблудился в священном лесу. Я понял, что не сумею найти дороги в отель без посторонней помощи. Опасаясь, что собьюсь с дороги еще больше, если пойду дальше, я остановился около каменного Будды в надежде, не пройдет ли какой-нибудь японец и не сжалится ли надо мной.

Наконец, вижу нужного мне человека. Японец, одетый в темное кимоно с белыми кружевами и в деревянной обуви.

— Каная-отель? — спрашиваю я с телеграфной сжатостью, чтобы он понял.

Японец улыбается и выразительной мимикой указывает мне дорогу: сначала тропинка с левой стороны, потом другая направо, пока она не доведет до реки.

Я чувствую необходимость выразить ему мою благодарность. Опираюсь руками в колени, затем нагибаюсь, чуть ли не касаясь земли, и говорю дважды:

— Arigato, arigato!

Это одно из тех словечек, которым я научился, и это значит по-японски «весьма благодарен».

Японец, приятно удивленный тем, что я говорю на его языке, разражается взрывом смеха, который в Европе показался бы оскорбительным. Но японец смеется всегда.

Встретившийся мне в лесу японец смеялся от удовольствия, польщенный в патриотическом своем тщеславии при мысли, что, вот, европеец знает его язык. Он начал говорить со мной, отвешивая мне глубочайшие поклоны, уверенный в том, что я могу понять его все возрастающее красноречие.

Он, наконец, умолкает, видя, что я его не понимаю, но, тем не менее, выражения его вежливости продолжаются. Я раньше его устаю гнуть спину. Наконец, я направляюсь по пути, указанному им. Оглядываюсь и вижу, что мой японец остался стоять неподвижно среди дороги, но, заметив, что я смотрю на него, он снова начинает свои церемонные поклоны. Я делаю то же самое. И мы отвешиваем друг перед другом дюжину поклонов.

Когда на улице встретятся две дамы среднего класса, разыгрывается во всем своем блеске сцена, иллюстрирующая традиционную японскую вежливость. Скрестив руки, обе дамы начинают кланяться друг другу, чрезмерно сгибая спину, и продолжают эти свои поклоны раз десять, пятнадцать и больше. Когда решаются покончить со своими любезностями, то удаляются в разные стороны. Но, если они обе одновременно оглянулись то, повернувшись на каблуках, они становятся в позицию друг перед другом, повторяя уже не на столь близком расстоянии свои поклоны в то время, как прохожие идут дальше, не обращая никакого внимания на эти бесконечные вежливые поклоны, которые для них — вещь весьма обыденная.

Ленин на японском языке.

Из всех стран Востока Япония обладает наиболее развитой промышленностью. Период мировой войны 1914–1918 г.г. был временем бурного развития японского капитализма и роста японского пролетариата, С окончанием мировой войны разбухшая до неестественных размеров японская промышленность должна была пережить тяжелый кризис из-за прекращения военных заказов со стороны воюющих держав.

Образчик японской печати: об'явление в газете «Токио Нити-Нити Симбун» от 16-го января с. г. об открытии подписки на собрание сочинений Ленина. Первый том должен был выйти уже в марте. Уменьшено вдвое. Читать следует так как эту надпись.

Тысячи японских рабочих оказались выброшенными на улицу. Борьба классов обострялась, росли «опасные» идеи.

Преследования властями японских социалистов и коммунистов, конечно, не могли уничтожить движения рабочего класса. Об этом свидетельствует рост издающейся на японском языке социалистической литературы. Снова начал выходить даже наиболее левый социалистический журнал «Каихо» (Освобождение), закрытый было властями тотчас же после сентябрьского землетрясения 1923 г. Еще показательнее рост литературы, посвященной СССР и Ленину. На прилагаемом снимке мы приводим об'явление, помещенное в японской архибуржуазной газете «Токио Нити-Нити Симбун» от 16 января 1926 г., об открытии предварительной подписки на полное десятитомное собрание сочинений Ленина. Первый том собрания должен был выйти в марте 1926 г. Особенно большой интерес для нас представляет самый текст об'явления об открытии подписки на издание:

«Мысли и философия Ленина, заставившие человеческую цивилизацию принять в своем течении совершенно новое направление, выявлены в этом собрании сочинений в полном своем блеске.

«Некоторые лица сомневаются в том, что Ленин принадлежит к числу великих людей. Можно соглашаться или не соглашаться с идеями Ленина, но самое существование „Социалистической Советской Республики“ является тем неоспоримым фактом, которого никто отрицать не может. Фигура Ленина высоко поднимается над горизонтом истории, являя собой символ всемирно-исторической действительности. Понять личность Ленина, значит понять сущность поворота современной истории. Произведения Ленина являются неисчерпаемым кладезем знания, центральным по интересу и ценности материалом для исследования в области освободительного движения рабочих и крестьян, как для всех изучающих социальные вопросы, так и для политических деятелей, экономистов и мыслителей. Настоящее собрание сочинений Ленина имеет целью пойти навстречу этой потребности. Когда это собрание выйдет из печати, мы надеемся, что Япония сможет впервые постичь величие Ленина».

По курочкам и турачам.

Охотничий рассказ И. Белова.

В бывш. имении Тагиева, возле ст. Евлах, Закавказской ж. д. — множество турачей и фазанов. Охота в этих местах была строго воспрещена, но мы добыли разрешения и тронулись в путь. В поезде встретили хороших знакомых, служащих па станции Самтреди, охотников, никогда не охотившихся в Азербайджане. Они просили нас быть их путеводителями. Пришлось отказаться от охоты в Евлахе, так как разрешения на охоту у них не было.

Думали, думали и решили остановиться на станции Тауз, а оттуда поехать в селение Милюкли.

Знакомый татарин Мамед из этого селения неоднократно просил приехать к нему, так как в окрестностях Милюкли по Куре много курочек и турачей, а в лесу попадаются фазаны.

Милюкли находится верстах в двадцати пяти от станции Тауз. Поезд прибыл на станцию глубокою ночью. Дороги в селение я не знал, так как не был там ни разу, но вспомнил про хорошего своего знакомого, Миха Бабаева, который работал машинистом на известковом заводе и прекрасно знал все окрестности.

Не желая терять времени, несмотря на ночь, я разыскал Бабаева, и он не только согласился нанять для нас фургон, но предложил проводить нас до самого селения, так как в эту пору завод не работал и, следовательно, у него было свободное время.

Фургон был нанят всего за три рубля в сутки. В дорогу тронулись около девяти часов утра. Лошади были плохие, и добрались мы до Милюкли только часам к двум дня.

Селение раскинулось почти у берега Куры, на дне котловины, между высокими горами, испещренными длинным рядом крутых впадин от протоков дождевой воды. Дорога тянулась по краю отвесных гор. Пришлось довольно долго кружить по этим горам, пока спустились к селению.

Какую дикую величественную картину представляют окрестные горы при взгляде на них из котловины! Невольно мы удивлялись, как вообще уцелели, спускаясь к поселку. Так как правый берег Куры горист и малодоступен, то охота должна была состояться на другом, левом, берегу, покрытом кустарником, бурьяном и частью — лесом. Для переправы через Куру не оказалось лодок, поэтому надо было переехать верхом, а так как уже стемнело, то решили отложить охоту до утра. Мамед принял нас очень радушно и допустил даже свободно пить вино в его сакле. Он много рассказывал про обилие дичи и этим до крайности возбудил нашу охотничью страсть и любопытство.

Проснулись задолго до рассвета. Закусили и выпили чаю, благо нашелся самовар. Никак не могли дождаться полного рассвета, а в темноте переправляться было рискованно. Около селения Кура разделяется на несколько рукавов, и переправляться надо было, придерживаясь перекатов, где было не так глубоко. Для удобства переправы лошади были не оседланы.