Манд гордо указал на одну свободную нишу и дал нам понять, что она заготовлена специально для него.
— Если мы обратимся к родословной европейских правителей, — объяснил нам Маракот профессорским тоном, — то найдем, что они сменялись приблизительно по пяти человек в столетие. Эти цифры мы можем применить и в данном случае. Конечно, мы не можем гарантировать абсолютной точности, но приблизительные цифры получить нетрудно. Я сосчитал мумии, их больше четырехсот.
— Значит, получается около восьми тысяч лет!..
— Правильно. И это вполне совпадает со сведениями Платона. Катастрофа, разумеется, произошла еще до зарождения египетской письменности, а она берет начало между шестью и семью тысячами лет от нашего времени. Да, я думаю, мы имеем право сказать, что наши глаза видели воспроизведенную на экране трагедию, случившуюся не менее восьмидесяти веков назад. Но, разумеется, создание той культуры, следы которой мы находим здесь, само по себе потребовало многих тысячелетий… Таким образом, — закончил он торжественно, — мы расширили горизонт достоверной истории человечества до таких пределов, как ни один человек еще с самого начала истории!..
Это случилось, приблизительно, через месяц после посещения погребенного города. Произошла удивительная, неожиданная история. В то время мы уже думали, что застрахованы от всяких неожиданностей, и ничто больше не сможет нас удивить, но этот факт превзошел все, что могло бы только изобрести наше разгоряченное воображение.
Сканлэн известил нас, что случилось что-то из ряда вон выходящее… Вы должны знать, что к тому времени мы чувствовали себя, как дома, в огромном здании; мы прекрасно знали расположение комнат, мы присутствовали на концертах атлантов (их музыка — очень странна и сложна для нашего уха) и на театральных представлениях, где непонятные нам слова прекрасно пояснялись живыми выразительными жестами — короче говоря, мы стали членами своеобразной коммуны атлантов. Мы посещали отдельные семьи в их частных помещениях, и наша жизнь — моя, во всяком случае — была согрета бесконечным гостеприимством этих милых людей, особенно одной милой девушки, чье имя я уже однажды упоминал… Мона была дочерью одного из вождей, и в ее семье я нашел такой теплый и милый прием, который стирал всю существовавшую между нами разницу. А когда дело доходит до самого нежнейшего из языков, я, право, почти не нахожу больших различий между древней Атлантидой и современной Америкой. Я полагаю, что то, что может нравиться массачузетской девушке из Броун-Колледжа, понравится и девушке, живущей под водой…
Но вернемся к моменту прихода Сканлэна, сообщившего о том, что произошло что-то важное.
— Один из негров, — возбужденно рассказывал Биль, — сейчас ворвался в музыкальный зал в таком исступлении, что забыл снять стеклянный колпак, и несколько минут из себя вон вылезал, пока не понял, что из-за колпака никто его не может понять. Потом он стал что-то бормотать до полного изнеможения, сорвался с места, и все помчались за ним в выходную комнату. Вы — как хотите, а я побегу за ними, потому что там, наверно, есть что посмотреть.
Выбежав в коридор, мы увидели, что атланты бегут по направлению к выходу, оживленно жестикулируя. Присоединившись к ним, мы замешались в толпу, и наскоро надвинув колпаки, помчались по дну океана вслед за возбужденным вестником. Атланты бежали так быстро, что нам нелегко было следовать за ними, но с ними были электрические фонарики, и мы, отстав, все же знали, куда нам направляться.
Дорога тянулась вдоль базальтовых утесов, пока мы не достигли места, откуда начинались ступени, полустертые от многолетнего хождения. По ним мы взобрались на вершину базальтовой скалы. Спустившись с нее, мы очутились в разрушенной деревне, загроможденной осколками скал, сильно затруднявшими передвижение. Пробежав по единственной узкой и извилистой уличке деревни, мы вышли на круглую равнину, блестевшую фосфорическим светом. В центре равнины лежало нечто, при взгляде на которое у меня занялся дух.
Слегка зарывшись в мягкий ил, перед нами лежал на боку большой пароход. Труба его была сбита, грот-мачта тоже сломана почти у самого основания, но в остальном корабль был нетронут и так чист и свеж, точно только что вышел из дока. Мы поспешили обойти кругом него и очутились перед его кормой. Вы можете себе представить, с каким чувством я прочел его имя: