Он ушел, а я остался погруженный в размышления. Было очевидно, что мне предстояло много опасных приключений, прежде чем удастся отыскать человека, которого не смог найти даже сам святой кадир. Я решил использовать свободное время на экскурсии в усыпальницы фараонов и подробнее расспросить почтенного старца о всем том, что могло бы пролить свет на это неясное дело.
VII. Второе лицо «святого» старца.
Спустя некоторое время Селим принес факелы, спички и веревку и объявил, что «святой» кадир ждет нас за городом, где он молится.
— Почему он не пришел за нами сам? — удивился я.
— Потому что он говорил с аллахом и еще не может покинуть место молитвы, — ответил убежденно Селим.
Во дворе домоуправитель с удивлением взглянул на наши факелы и веревку.
— Эффенди, не собираешься ли ты снова лезть в подземелье? Берегись, это не всегда кончается хорошо!
— Уж не говорил ли тебе Селим о моих намерениях?
— Нет. Он говорил, что дал страшную клятву молчать. Если тебя тянут опасности, то не подвергай им хоть других. Было бы лучше оставить дома Селима.
— Меня? Дома? — при этих словах Селим подскочил в воздух, чуть не потеряв свой чудовищный тюрбан. — Разве я не защитник этого эффенди? Нет, я не изменю своим обязанностям… Я пойду с ним на все опасности земли и неба! Я готов биться со всеми драконами, змеями, скорпионами! Я готов разорвать всех львов, пантер и гиппопотамов! Я…
Мне не оставалось ничего другого, как махнуть на несносного хвастуна рукой.
За городом мы увидели кадира, стоявшего на молитве. Заслышав наши шаги, он обернулся и протянул мне руку.
— Благословен приход твой, эффенди! Да направит аллах твой путь к радости и счастью! Сегодня ты увидишь то, что хотел.
Мы отправились в путь. Я тотчас же приступил к интересовавшему меня вопросу.
— Мне говорили, что ты был во многих местах?
Кадир кивнул головой.
— Я побывал у всех народов Белого и Голубого Нила. Я был в Кардафане и Дар-Фуре…
— И, значит, знаешь город Серибах?
Я задал этот школьнический вопрос с определенной целью. Кадир должен был думать, что я более прост, чем на самом деле.
— Серибах — не город, — ответил он, улыбаясь. — Этим именем называют укрепленные места, где живут охотники на невольников.
— Охотники на невольников?.. Какое страшное слово сказал ты!
— Оно не так страшно для нас. Арабы называют раба «абд». А слово «абд» обозначает «слуга», «доверенный», или «младший».
— Но чтобы добыть одного раба, зачастую убивают трех людей!
— А какая печаль в том, что умрет дикарь? Я был во многих серибахах, и даже у Абу-эль-Мот — Отца Смерти — и там понял, что черные — не люди, а лишь двуногие животные.
— Отец Смерти? Я вижу, что ты побывал у знаменитейшего охотника на рабов. Я много слышал о нем. Если я не ошибаюсь, он живет в серибахе Крокодилов?
— Да. Но есть охотники и знаменитее его.
Старик вдруг изменился. Ласковое выражение исчезло с его лица. Оно стало сухим и хищным.
— Как зовут этого знаменитого охотника? — спросил я просто.
— Абд-Абу-Азль, что означает — «сын исключительного». Абд-Абу-Азль — достойный сын своего отца, которого зовут Абу-Азль…
Старик произнес эти слова с гордостью, непонятной мне.
— Тебе знакомо это имя? — быстро спросил я.
— О, да! — многозначительно кивнул кадир. — Я знал отца и сына. Абу-Азль и Отец Смерти — одно и то же лицо. У охотников на арабов бывает по нескольку имен.
— Кем он был раньше, его знаменитый сын?
— Сын был помощником у одного купца в Хартуме по имени Бариад-Эль…
Он внезапно умолк, и это озадачило меня. Несомненно, он побоялся назвать имя купца, у которого исчез брат проводника Бен-Васака.
— Ты знаешь это имя? — спросил он подозрительно.
— Нет.
— И ты говоришь правду?
— Я никогда не бывал в Хартуме. Как же я могу знать его?
— Почему же ты вздрогнул, когда я назвал это имя? Может быть, тебе говорил о нем Бен-Васак? Не говорил ли, он о пропавшем брате?
— Разве у него есть брат?
Кадир снова подозрительно взглянул на меня,
— Да. И этот Абд-Абу-Азль сыграл с ним хорошую штуку.
Я насторожился. Но старик сразу умолк, бросив нехотя:
— Впрочем, вам, иноземцам, незачем знать наши дела. — Он едва заметно улыбнулся.
Передо мною снова стоял другой человек. Для меня он был загадкой. Что это была за улыбка? Насмешка или игра? Презрение или угроза? Он представился мне вдруг хищным зверем, играющим со своей жертвой.
Но, прежде чем я успел хорошенько что-нибудь сообразить, его лицо снова приняло простодушно-лучезарное выражение.
— Ты порицаешь рабство, эффенди? Мы не поймем друг друга — и лучше перестанем говорить об этом. Да, кстати, мы уже пришли на место…
VIII. Месть кадиров.
Мы подошли к небольшому холму, и старик, поискав немного, принялся руками разгребать песок, пока не обнажил каменную плиту. Мы приподняли ее и увидели проход, выложенный каменными плитами.
— Кто полезет первым? — спросил кадир.
— Конечно, ты, — ответил я. — Ведь здесь ты — проводник.
Мы связались одною веревкой и стали спускаться. Впереди шел кадир, за ним следовал Селим, а за Селимом — я. Спустя некоторое время проход привел нас в небольшую комнату, где могло поместиться не более десяти человек. Стены комнаты были выложены темным камнем, воздух здесь был чист и свеж, что очень обрадовало Селима.
В углу комнаты, в полу находилось зиявшее темнотой отверстие, из которого веяло холодом и сыростью.
— Это — шахта, в которую мы должны спуститься, — объявил кадир.
— Шахта? — пробормотал Селим упавшим голосом. — Но я не вижу здесь лестницы? Хотел бы я знать, из какого материала были сделаны мозги у тех мумий, которые строили себе такие странные квартиры? Святой отец, неужели я должен рисковать вывихом или переломом ног и рук?..
— Это тебе не придется делать, — сухо заметил кадир. — В стенках шахты высечены углубления для ног; для рук сделаны перила, и спуск можно считать вполне безопасным.
Первым, чтобы успокоить Селима, начал спускаться я. «Герой своего племени» кряхтя полз за мной. Мне было слышно, как он бормотал из корана: «нет бога, кроме бога, и Магомет — пророк его». Кадир замешкался наверху, привязывая веревку.
Я считал углубления. После двадцатого мы очутились у входа в продольную штольню. Отдохнув здесь, мы снова начали спускаться. Штольня осталась уже далеко, как вдруг сверху донесся зловещий смех, повторенный громким эхом в темной бездне шахты, и голос полный ненависти, прокричал:
— Так приводят к вечному молчанию неверных собак! Погибни же здесь, и проснись в преисподней у дьявола!
Я взглянул вверх и увидал два лица, освещенные светом небольшой лампы. Это были — кадир и… третье «привидение», следившие за мною по поручению Абд-эль-Барака.
В одно мгновение я сообразил всю опасность: нас решили запереть, чтобы мы погибли здесь от голода.
— Селим! Скорей наверх! — крикнул я.
Мне надо было быстрее подняться вверх, но я был связан с Селимом. Сообщник кадира завыл от радости:
— Попался, белый пес! Ты хотел арестовать меня, но сам попался в ловушку! Ни один человек не найдет здесь ни тебя, ни твоего Селима!
— Ни один человек! — повторил кадир. — Я видел, что ты начинаешь подозревать меня, но ты был слишком глуп и последовал за мной. Ты смертельно оскорбил одного из кадиров, и мне выпала высокая честь отомстить за все братство. Сдохни же здесь, и пусть душа твоя будет проклята из века в век!
Я выхватил нож, перерезал веревку, соединявшую меня с Селимом, и полез вверх. Мои враги, склонившись над шахтой, следили за мной. Положение было безвыходное: достаточно было ударить меня по голове, чтобы сбросить в шахту. Я выхватил револьвер и потушил факел. Однако враги успели заметить мой маневр. Свет вверху моментально исчез, и до меня донесся насмешливый голос кадира: