Генри Дэрк мирно дремал на палубе суденышка, дожидаясь ветерка, который позволил бы им сняться с якоря. Внезапно он вздрогнул, протер глаза и уставился в одну точку. Дэрку показалось, что весь океан вокруг парусника ожил и покрылся кольцами страшных белых змей, между тем как в воздухе разнесся противный мускусный запах. Испустив отчаянный вопль, Дэрк бросился к лестнице, которая вела в трюм.
Фредди Нюлин, прибежавший на крик товарища, увидел, что тот, дрожа от страха, указывает пальцем на воду. В течение нескольких секунд оба моряка в изумлении смотрели на выходца из океанских глубин. И тому и другому впервые приходилось видеть осьминога. Генри побледнел, и загорелое лицо его приняло цвет ржаного теста. Фредди, не веря своим глазам, провел рукой по лбу. В этот момент от извивающейся массы чудовища отделились два щупальца и метнулись к палубе парусника. Фредди не растерялся: кинувшись в каюту, он схватил винтовку и вернулся на палубу. Быстро прицелившись, он выпустил одну за другой пять пуль, метя в огромные страшные глаза. Между тем успевший притти в себя Генри носился по палубе с острым топориком в руках и превращал в окрошку кончики щупальцев, держась, однако, на почтительном расстоянии от них.
Раненый осьминог стал быстро погружаться в воду, и через несколько секунд на палубе осталось лишь несколько белесоватых лоскутков, служивших доказательством тому, что людям не померещилось диковинное чудовище.
— Ну и ну! — беспомощно сказал Фредди, вытирая холодную испарину, выступившую у него на лбу. — Чего теперь еще ожидать?
Словно в ответ на его слова, вдруг затрепетали под напором ветра паруса, остававшиеся
неподвижными в течение многих часов. Минут через десять ветер начал крепчать, и моряки, сильно потрясенные всем пережитым, быстро подняли якорь, спеша уйти под прикрытие ближайшего острова, чтобы провести там ночь.
Осьминог тем временем быстро опускался на дно океана, оставляя за собою след в воде струй сероватой жидкости. Раны, полученные им от пуль, не были смертельны, но боль они причиняли неимоверную, и чудовище было взбешено до крайности. Но прежде чем осьминог достиг своей обители, весть о случившемся каким-то таинственным путем успела распространиться под водой, и целая стая хищников устремилась по его следу. Никто не осмеливался кинуться в атаку, но судьба осьминога была уже предрешена, ибо ослабевшему и раненому бывает один конец как в джунглях, так и на дне океана…
Не успела камбала устроиться поудобнее в тине, обволакивавшей галлеон, как инстинктивный страх заставил ее метнуться в сторону, и лишь благодаря этому она избегла щупальц осьминога, который возвратился в свои владения и немедленно принялся наполнять свою утробу.
На этот раз камбала одновременно избегла и второй смертельной опасности, так как на расстоянии нескольких метров от нее пронесся незнакомец, который, несмотря на свои ничтожные размеры, был страшнее всех морских чудовищ. Это был сверлящий угорь — хищник, которому уступают дорогу даже акулы и другие кровожадные обитатели морей, хотя им не стоило бы никакого труда проглотить его. Дело в том, что сверлящий угорь присасывается к телу рыбы и с помощью языка, представляющего собой настоящее сверло, начинает прокладывать себе путь во внутренности; с удобством обосновавшись там, он, не торопясь, пожирает изнутри свою жертву, пока от нее не останется лишь пустая оболочка.
Очевидно, осьминог обезумел от боли, так как он в одно мгновение проглотил сверлящего угря, даже не дав себе труда предварительно раздавить его. В следующий момент он уже раскаялся в своем поступке и спазматическими движениями всего тела пытался выкинуть угря из желудка. Но было поздно: маленький враг уже приступил к работе, просверливая внутренности осьминога.
Заметив, что осьминог извивается в страшных корчах, выдерживая бой с каким-то невидимым врагом, хищники всех видов из семейства акул осмелели и начали постепенно сужать круг около намеченной жертвы.
Жуткая это была борьба — не на жизнь, а на смерть. На суше таких поединков не бывает даже между самыми кровожадными зверями. Осьминог был осужден на гибель — но тем не менее не сдавался. Мало-по-малу к осаждающим присоединилось еще многое множество других хищников, из которых каждый мог похвастаться зубами, не уступавшими по остроте зубьям пилы.