Еще через мгновение он, как заяц, зигзагами несся в темноте, сам не зная куда. Вслед раздавался тяжелый топот гориллоида, и мимо самых казалось ушей, одна за другой, часто и гулко жужжали пули.
Ильин не так давно был форвардом в хорошей футбольной команде, и конечно тяжелому неуклюжему чудовищу не по силам было его догнать. Через минуту гориллоид остался где-то далеко позади, но зато беглец чуть не влетел сразбегу прямо в болото.
Сзади как будто не было ничего слышно, и ступая как можно тише, Ильин попробовал углубиться в поле, взяв направление по возможности к воротам в стене.
Внезапно со стороны тюремного помещения раздались громкие голоса, затем мелькнул огонек… другой… третий… Огни начали быстро расходиться в стороны, и один из них приближался к Ильину.
«Дело дрянь. Организованная погоня, да еще с фонарями!..»
Ильин покачал головой и стал быстро подаваться вправо. Однако справа также показались два огонька, шум и крики усиливались, и Ильину стало ясно, что дальше бродить в темноте опасно, — надо принять какое-нибудь трезво-обдуманное решение.
Прежде всего надо было спрятаться, иначе не пройдет и получаса, как его найдут. Первую мысль — о кустарниках— он сразу откинул, потому что конечно именно там и будет устроена наиболее основательная облава. Несколько минут никакой здравой идеи не приходило в голову, затем вдруг выплыла мысль, очень простая и хотя не разрешавшая положения, но дававшая на некоторое время отсрочку:
«Зарыться в песок! Как это сразу не пришло на ум?..»
Кругом были крупные и мелкие бугры и ямы, очевидно окопы, вырытые во время тактических занятий. Лишняя неровность не привлечет ничьего внимания… а там может быть что-нибудь устроит Дюпон…
Было как раз время, потому что огоньки мелькали уже близко. В следующую минуту два гиганта с винтовками и фонарями в руках прошли совсем рядом, едва не наступив ему на живот.
У Ильина было впечатление, что в лагере полная суматоха, и он не мог толком уяснить себе смысл такой отчаянной ночной погони: ведь ничего не стоило подождать до утра и при дневном свете отыскать беглеца, которому все равно некуда было деваться. Единственное правдоподобное объяснение состояло в том, что его Ильина, надо было непременно поймать раньше, чем о побеге узнает Ленуар. Судя по тому ужасу, который капитан внушал своим подчиненным, это предположение было вполне вероятным.
Часы протекали медленно и тоскливо, суета по всему острову стала заметно уменьшаться, зато где-то, как раз позади шум и крики все усиливались, временами переходя в общий рев.
Ильин поднял голову и оглянулся вокруг. Стенка канавы мешала видеть назад, но восточный край неба заметно побелел, и через час-полтора очевидно должен был наступить рассвет.
Если еще имелась какая-нибудь возможность спастись, то действовать нужно было немедленно.
Ильин поднялся, стряхнул с себя песок и посмотрел назад. Рев, крики и суета в той стороне казалось еще возросли, но огоньков кругом уже не было видно, и он, хотя поспешно, но осторожно двинулся в ту сторону, где, как он полагал, находились ворота. Расчет оказался более или менее правильным: перед ним выросла серая громада бетонной стены.
Однако, идя влево, он вскоре уперся в болото и должен был вернуться назад. Еще несколько десятков шагов — и он остановился и замер. Из мрака вырисовалась темная, шевелящаяся масса, от которой доносились негромкие и невнятные звуки. Медлить все же не приходилось, и Ильин, улегшись на землю, снова пополз вперед.
Масса разделилась пополам и превратилась в двух гориллоидов, сидевших на земле и что-то бормотавших. Затем раздались уже совсем явственные звуки рвоты, и ветерок донес отвратительный запах спирта.
«Пьяны!..»
XXIV. Переход в наступление.
Ильин почувствовал, что гнетущая тяжесть, обручем давившая его в последние дни, свалилась, рассыпалась и покрылась ослепляющей радостью. Дюпон значит сделал свое дело и сделал как раз во-время! До спасения еще бесконечно далеко, но он уже не один. Где-то во мраке действует верный в храбрый товарищ, и солнце, которое через час взойдет, вероятно осветит дикий бунт опьяневших зверей.
Может быть он сам погибнет при этом, но хорошо уже то, что сломалась жестокая дисциплина лагеря гориллоидов, а в сумятице бунта, хотя бы и пьяного, всегда есть шансы на какой-нибудь случай, и теперь уже во многом от него самого, от его решимости, силы и мужества будет зависеть исход борьбы.