Утопические и фантастические романы с очень давних пор неизменно вращались вокруг двух главных тем: общественно-политический строй будущего Земли и сношения с другими планетами, на которых жизнь протекает совсем в иных формах, рисуемых или с целью осмеяния земных или как повод к изображению идеалов автора. Здесь возможны бесчисленные варианты. Если Томас Мор в XVI веке нарисовал основанный на всеобщем труде идеальный коммунистический строй острова Утопии, находящегося где-то на Земле, то Сирано де-Бержерак, Фонтенель и другие уносились фантазией на Солнце и Луну, чтобы с высоты их осудить непорядки земной жизни. Если оптимистические «Вести ниоткуда» Вильяма Морриса переносят читателя в кажущийся автору идеальным социалистический строй будущего Земли, то сатиры Самуэля Бэтлера «Гудибрас» бичуют современные автору социальные нелепости в фантастических, извращающих действительность до гротеска, формах.
Таким образом в фантастико-утопическом английском романе можно усмотреть два направления. От Свифта до Бэтлера идет линия беспощадного осмеяния цивилизации — линия социальной сатиры, от Т. Мора до В. Морриса тянется линия осуществления положительных социалистических идеалов. В вопросе о роли машин и процессов механизирующей техники лежит основное расхождение между авторами. Моррис уничтожает машины и железные дороги в будущем строе социализма. Беллами («Через сто лет») строит свою утопию на торжестве техники.
Уэллс занял центральное место на стыке всех традиций фантастико-утопического романа. Неутомимую изобретательность Свифта он сочетает с проницательностью В. Морриса, красочность описаний французской традиции от Раблэ до Жюля Верна — с четкостью и уверенностью позитивных конструкций Мора, Литтона и американца Беллами. Но больше всего он обязан С. Бэтлеру, указавшему ему путь к использованию научных данных в фантастическом романе.
Иногда Уэллс прибегает к приемам, разработанным авторами уголовно-детективных романов, построенных на мотивах злоупотребления научно-техническими достижениями. Но от банальности этого уклона Уэллса спасает его огромная действенная фантазия, которой тесно в рамках типично детективного жанра и которая просится на космический простор. Отсюда и та тематика мирового масштаба, которая так выгодно отличает Уэллса от Конан-Дойлей всех типов, калибров и направлений.
Первым романом Уэллса была «Машина времени» (1895), сразу же выявившая все положительные и отрицательные стороны его таланта. В этом произведении налицо весь арсенал приемов и воззрений Уэллса. Необычайное научно-техническое изобретение в виде машины времени позволяет уноситься в прошлое и будущее, а настоящее обрисовано лишь беглыми штрихами. Фабианство Уэллса этого периода прозрачно сказывается в социальной характеристике потомков буржуазии и пролетариата и в обрисовке отношений, существующих между элоями и морлоками. Критика общественного строя, лишь намеченная в этом произведении, широко развертывается в духе того же фабианства в следующих произведениях этой линии — в романе «Остров доктора Моро» (1896), рисующем результаты биологических экспериментов ученого, и в романе «Человек-невидимка» (1897), повествующем об ученом химике, сумевшем придать своему телу прозрачность и сделать его невидимым для окружающих.
В эти же годы возникают и рассказы, основанные на материале из области химико-медицинских открытий. «Украденная бацилла» (1895) — чуть ли не самый яркий сборник таких рассказов. Перед читателем проходит пестрая фантасмагория: анархист, который крадет у бактериолога холерные вибрионы, чтобы отравить целый город, но допускает ошибку при воровстве и сам падает ее жертвой; орхидея, сосущая кровь; летающая собака, угрожающая жизни астронома; художник, борющийся с нарисованным им же чортом; доисторическая птица, вылупляющаяся из огромного яйца, и т. д.
Другую тему Уэллс нашел в фантастике межпланетных отношений. Интригующий вопрос о жизни на Марсе он обставляет привычной уже мотивировкой медицинского и технического характера. «Борьба миров» (1898) знакомит читателя с марсианами, как они представляются воображению Уэллса, и нагромождает невероятные события на почве столкновения жителей этой планеты с людьми Земли, которые не в силах сопротивляться более совершенным существам. Однако и на могущественных марсиан имеется управа в виде бактерий, которые губят торжествующих завоевателей.
Мотив биохимической сущности всего живого крайне характерен не только для творчества самого Уэллса, но и для уровня научных знаний той эпохи. В этом отношении любопытен рассказ «Пища богов». Химический состав какого-то порошка обуславливает гигантский рост всех живых существ, которые им питаются. На этой почве и развертывается фабула рассказа.
Закономерно и постепенно вырастал Уэллс из круга научно-приключенческих романов до более широких социальных воззрений. Преодолев к концу XIX века узость фабианства, Уэллс крепче связал себя с идеями С. Бэтлера и В. Морриса, в социалистическое мировоззрение которых он начинает вносить значительные поправки, выявляющие исключительную роль механической культуры и торжество техники. Однако «социализм» Уэллса одинаково далек как от примитивного «евангелия коммунизма» Т. Мора, так и от стройной системы научного марксизма.
В эту эпоху Уэллс еще неясно представлял себе жизнь будущих поколений после социальной революции, неизбежность которой он не мог отрицать; он видел ее основные пружины не в победе пролетариата над буржуазией, а в простом устранении угнетателей независимо от их классовых признаков. Это положение иллюстрируется в первом социально-утопическом романе. — «Когда спящий проснется» (1889). Здесь Уэллс переносит своего героя в обстановку пышного расцвета технической культуры через двести лет. Однако никакие технические усовершенствования не устранили социального неравенства людей, а мир оказался накануне социального переворота, в котором принимает участие и гибнет герой романа Грэхем.
Дойдя до социального переворота, Уэллс должен был сделать и следующий шаг. Но он ему был труден, и автор некоторое время не находил форм для воплощения своей фантазии о грядущем послереволюционном строе. Этим объясняется переход Уэллса к той особой полубеллетристической полутрактатной форме, в которую он облек свою «Новейшую утопию» (1905), снабженную пояснительным предисловием. Вслед за этим произведением является «В дни кометы» (1906) — первое предсказание надвигавшейся, но еще отдаленной войны. Уэллс с изумительной проницательностью рассказал о войне между Германией и Англией, подобно тому как он же задолго до современного торжества авиации предсказал роль воздушных аппаратов в своей «Войне в воздухе» (1908). В третьем «военном» романе «Освобождение мира» (1914) он с поразительным провидением говорит о роли газов. Все эти произведения пропитаны духом пацифизма и полны художественных предостережений против опасности, грозящей всей старой культуре.
Война на время отвлекла Уэллса от утопической тематики. Но он вернулся к ней, когда стихли раскаты орудий. Социальная обстановка потрясенной Европы располагала к уходу в царство утопий, и Уэллс вновь приступил к построению своего фантастического мира в ряде произведений.
В 1923 году вышел новый доподлинно утопический роман Уэллса «Люди-боги». Жители новой Утопии опередили старую культуру на три тысячелетия и после сложной эволюции форм бытия и сознания пришли к социалистическому строю, который является чем-то вроде «социализма гильдий». Вопросам воспитания и морали отводится в этом романе просторное место, при чем все стороны жизни регулируются здесь исключительно научными методами, до психоанализа включительно.