«Нет, лучше ничего не говорить капитану, — твердо решил траппер, — а то чего доброго он побежит к русскому губернатору Аляски и расскажет о тайне Злой Земли».
Хриповатый, похожий на скрип неподмазанной телеги смех заставного капитана был ответом на мысли траппера.
— Ну, и обманщик же вы, милейший мой!
Траппер испуганно привскочил: «Откуда капитан узнал о золоте? Неужели индейцы проболтались?»
— Я-то думаю, что он спит, на цыпочках хожу, а он со мной в прятки играет: отвернусь — откроет глаза, погляжу на него — закроет. Ну-с, довольно валяться, вставайте!
Облегченно вздохнув, траппер сбросил с кровати ноги.
— Когда едем?
— Сегодня-то во всяком случае не уедем.
— Почему?
Заставный капитан молча указал на окна. Подбежав к ним, траппер не увидел ничего, кроме бешеных снежных вихрей, крутившихся за стеклами. Буран чудовищными белыми языками со свистом и воем лизал стены фактории, заставляя их испуганно вздрагивать.
«А пожалуй и неплохо еще денек отдохнуть, — думал траппер, уже сидя за столом. — У меня впереди еще пятьдесят… зарубок. — Он улыбнулся, вспомнив о шесте. — А ведь как хорошо после долгих бродяжеств сидеть вот так под шарообразной морской лампой, глядеть на родной тульский самовар и слушать звон гитарных струн!»
Гитарные струны звенели под корявыми, в мозолях и заусенцах, пальцами Македона Иваныча. Заставный капитан под рокот их тихонечко напевал свою любимую кавказскую:
— Ну-с, милейший мой, чего призадумались? Выпьем-ка по маленькой. — Македон Иваныч поднял объемистый куфель с «аляскинским бенэдыктыном», как называл он водку, настоенную на морошке.
— Только вот за что пить будем? А?
— Выпьем за новых хозяев Аляски, американцев, — невесело улыбаясь, предложил траппер. — Может быть они дадут ей покой и счастье.
— А ну их к ляху! — отмахнулся заставный капитан. — Неизвестно еще, что будет, когда эта страна перейдет под сень Старой Славы[11], которая далеко не стара и отнюдь не славна. Выпьем просто за Аляску, нашу вторую родину!
Опрокинув куфель и крякнув традиционно, заставный капитан продолжал:
— Не люблю я янков. Без крику, без драки, а прямо в икры цоп! Вредная нация. Все стараются не штыком, не пулей, как мы дураки-русаки, а долларом. Торгаши всесветные.
Капитан отложил в сторону гитару.
— В шестьдесят пятом еще году приплыли они сюда, в Дьи, на своих паровых судах. Тычут мне бумагу из Петербурга. Служащие телеграфной компании будут проволоку тянуть через Берингово море, чтобы соединить телеграфом Америку с Сибирью и Европами, оказывать им-де всякую помощь. Ну, ладно, снарядил я для них обоз на собаках, переправил через Чилькут в Канаду. Мнение имею, что шпионы были, вынюхали почем здесь сотня гребешков и ушли.
— «Пришли, понюхали и ушли», — улыбнулся траппер. — Помните, как Гоголь-то сказал?
— Какой Гоголь? — оживился капитан. — Стрелковый или интендантский?
— Ни тот, ни другой, — фыркнул траппер. — Писатель Гоголь.
— Такого не знавал, — не смутился Македон Иваныч. — А вот Гоголь стрелковый у меня в роте субалтерном службу начал. Храбрый был офицер. Ну-с, а вы, милейший мой, вот что мне скажите. На кой чорт продаем мы Аляску?
— Насколько я понял из статьи в «Русских Ведомостях», продажа Аляски объясняется желанием России, соперницы Англии, доказать свои симпатии Соединенным Штатам и подготовить в будущем столкновение между этими двумя государствами.
— Стравить хотят двоюродных братцев, — кивнул понимающе заставный капитан. — Это англичанке за пятидесятые годы отместка. В пятьдесят четвертом и пятом годах они порядком-таки нашкодили здесь, у Аляскинских берегов[12]. Стреляли по безоружным, по женщинам да детям. Сунулись красномундирники было и сюда, в Дьи. Да я им насыпал горячего в штаны!
— Насыпали? — заинтересовался траппер. — А ну-ка, расскажите как было дело.
— Заметил я, — самодовольно поглаживая усы, начал заставный капитан, — что близ нашего поселка, в море болтается небольшой аглицкий фрегат с одной закрытой батареей. Три дня болтался, все не мог в бухту войти, на море неспокойно было. Созвал я краснокожих, насыпал на мысочке, где теперь часовня, вал, поставил на нем «барыню», — это мы на Кавказе так пушки звали. Компания прислала мне ее сюда на всякий случай. А рядом с «барыней» положили мы бревна. Издали — ну, прямо брешь-батарея! И только я управился, на море стихло. А утречком гляжу, фрегат-то к нам, значит, ползет. Втянулся он на рейд да и выслал большой вельбот. Не то за пресной водой шли, не то просто пошарить на берегу, соболями разживиться. Ах ты, думаю, оглобля с суком! Покажу я вам сейчас, каковы на вкус русские соболя! Дал я красномундирникам подойти поближе, да как дуну из «барыни» картечью! Аж в горах стоном застонало. Знай наших, кавказских! Вельбот сейчас же руль на борт да обратно к фрегату. Подошел; слышу, галдят красномундирники. Ну, думаю, плюнет сейчас по мне бортом фрегат. А сам тоже фитилем машу: отвечу, мол, в случае чего. Ну-с, погалдели, погалдели англичане, и что же вы думаете, милейший мой? Поставили паруса да и ушли. Видно, они мои бревна и вправду за пушки приняли. То-то, чай, после удивлялись — откуда-де у русских в такой дыре целая батарея появилась? Вот дело-то как было.
— Фрегат этот наверное натравила на вас Компания Гудзонова Залива, — сказал траппер.
— Может быть. Гудзоновцы-то и тогда здорово на нашу Компанию злились за то, что мы у них из-под носа соболей, лисиц да горностаев перехватываем. Не раз дело до драки доходило. То наши охотники их траппера подстрелят, а то наоборот. Всяко бывало. У меня самого под кожей аглицкая пуля катается. Гудзоновец угостил. Я только что черного песца заполевал. Слышали о такой прелести? Они теперь на вес золота. Черные песцы-то здесь в семнадцатом веке богато водились, когда в Аляске русскими и не пахло. Говорили мне, что о черных песцах как о редкости даже в древних еще летописях писали. А мне вот подвезло на тот раз. Ну, гудзоновец-то расстроился да и трах в меня из карабина! Только не выгорело у него это дело. Я-то, видите, цел, а он…
Капитан многозначительно махнул рукой.
Траппер с горечью думал о вековой вражде двух компаний. Российско-Американская компания получила от русских царей жалованную грамоту на все аляскинские промыслы, рыбные и зверовые, на поверхности и недра страны, на право возводить поселки, посты, вести торговлю и даже распространять православие. Но вскоре она нашла соперника в лице Компании Гудзонова Залива, основанной еще в 1669 году, получившей от английских королей коронные права на Канаду, Нью-Фаундленд, Полярный архипелаг и владевшей всеми пушными промыслами этих земель. Интересы Петербурга и Лондона столкнулись на снежных равнинах Севера. И начались убийства из-за угла, Трапперы обеих компаний, добывавшие себе кусок хлеба каторжным трудом, в каком-то кровавом ослеплении стреляли из-за засады в спину друг другу, радуя сердца господ компанейщиков, которые подсчитывали барыши в конторах лондонского Сити и в петербургском доме на Мойке.
— Вот мы-то, — заговорил снова заставный капитан, — батареи из бревен воздвигали, а янки по-другому здесь орудовать хотят. Слышал я, что в разных пунктах побережья хотят строить они военные форты.
— Об этом тоже в газете есть, — сказал траппер, — а объясняется постройка фортов тем, что индейцы и эскимосы обнаруживают неудовольствие по поводу перехода Аляски в другие руки. Ждут волнений.
12
В 1854—55 гг., во время крымской войны, английский военный флот, посланный в североамериканские воды, бомбардировал русские поселения в Аляске.