Концы буквы S развернулись. Теперь это грандиозный сказочный занавес. Он быстро-быстро колеблется. Мягко очерченные складки бегут от одного к другому. Они то разглаживаются, то сбиваются в одно место. Весь занавес горит, искрится и переливается.
Север словно вдохнул новые силы в бледную полосу неподвижно тянущуюся через зенит. Она сгустилась в ленту, слегка зарумянилась и как загипнотизированная начала медленно подвигаться к занавесу. Последний также медленно возвращается к северу, теряет свои окраски и скоро совершенно рассеивается. Лента, заняв его место, ярко вспыхивает, развертывается в еще более эффектный занавес, но задерживается недолго. Север ее тянет к себе. Она превращается в правильную дугу, упирается концами в горизонт, бледнеет и замирает. Часть небосклона, заключенная в дугу, потемнела и кажется темно-синим бархатом. Звезды как будто стали ближе и ярко горят ровным светом…
Часы показывали половину двенадцатого. В полночь я снова вышел из дома. Дуга занимала то же положение, только вершина ее ниже опустилась над горизонтом и вся она еще более побледнела. Небо, заключенное в нее, потеряло прежнюю ярко выраженную темную окраску.
Силы иссякли. Сияние кончилось.
ОТ РЕДАКЦИИ.
Г. А. УШАКОВ — КРАСНОЗНАМЕНЕЦ. Энергичная работа Георгия Алексеевича Ушакова по освоению заброшенных на крайний восток, в студеные воды Полярного моря, островов Врангеля и Геральд, создание там селений в исключительно тяжелых арктических условиях — большая культурная работа, проведенная Георгием Алексеевичем среди селенцев-эскимосов, его научные заслуги, выразившиеся в изучении проблем навигации и жизни за Беринговым проливом — все эти причины побудили правительство РСФСР наградить тов. Ушакова орденом Красного трудового знамени. 20 января на заседании Президиума ВЦИК это решение было проведено в жизнь.
Степь пробуждается.
Рассказ Михаила Ковлева.
I. Бубен и обрез.
Липкая промозглая тьма ноябрьской ночи тесно обступила костер. Головешки тревожно потрескивали, багровели, вспыхивали и обрушивались. Спиральные дымные фонтанчики и золотая мошкара искр улетали в ветренное лохматое небо. Кровавые отблески и мягкокрылые тени, сменяя друг друга, проносились по скуластым лицам сидящих вокруг костра. Гигантский горб холма, выпятив вперед кривые базальты уступчатых подножий, с трех сторон защищал огонь и людей. С четвертой была степь — бескрайняя, черная, молчаливая. В сотне метров справа тесно прижались к материнской груди скалы кривые лачуги и юрты спящего улуса. Ночь нависла кругом.
Один из сидящих гулко вздохнул. Узловатые пальцы его протянулись к огню и бесстрашно подняли вверх струисто тлеющий уголь. Положенный на табак, уголь побагровел, золотыми вспышками разрывая ажурную пленку нагара. Частые вспышки закровавили мерно причмокивающие на мундштуке трубки толстые губы. Курильщик сбросил уголь, смачно плюнул в костер и сипло бросил:
— Время!
— Что же, докладывай, Апон! — поддержал его кто-то из тьмы.
Молодой курчавый хакас наклонился вперед. Через узкий прорез монгольских век задумчиво и пристально всматривались в огонь живые черные глаза.
— Старики! — медленно заговорил Апон. — Не надо итти в Урянхай[1]. Что Урянхай? Урянхай далеко-далеко. Про далекое люди всегда говорят хорош. А почему? Потому, что издали видно одно солнце, а дождь увидишь, только попав в него. Вы, старики, сказали: «Апон, иди в Урянхай; Апон, смотри, как там люди живут». И Апон послушался. Апон поехал через Абакан[2], Минусу[3] и Ермаковку[4]. Много-много дней ехал Апон. Сначала была степь, потом был лес, горы, еще лес и еще горы. Большой лес и большие горы! Десять раз, сто раз такие горы, — обернулся он к угрюмому холму за своей спиной. — Горы до неба! А за горами был Ус[5]. А в Усе много-много комиссерен спрашивали Апона, куда ему нужно, и не хотели пускать его в Урянхай. «Урянхай теперь Танну-Тува — другая сторона, — говорили они. А чтоб итти в другую страну, нужно пазалыг-бланка — визу». Но у Апона не было пазалыг-бланка. Тогда Апон опустил голову и сказал, что поедет домой. И верно, поехал, да не один, а вместе с толстым русским Васей. Недалеко отъехал Апон. В лесу он отдал лошадь с телегой Васе, а сам пошел напрямик в сторону полуденного солнца. Только берданку, спички да сухари взял с собой Апон. Три дня и три ночи шел он лесом и горами, лазал по камням, ломал ногти, сбивал ноги. Над горами свистел холодный ветер. Было холодно, ох, как холодно! Но Апон шел. Видел сохатого, видел барана-архара с рогами, круглыми как бубен шамана, и лесной дядя хотел съесть Апона. Тогда Апон стрелял из берданки, лесной дядя сделал «уф» — и ушел. Три дня и три ночи шел и карабкался Апон, пока не остались позади последние горы и деревья. А за горами снова стало тепло и начались степи. Такие же, как и у нас, хорошие степи. Это был Урянхай.