Ваг подождал, пока слон перестал двигаться, затем приступил к продолжению операции.
— Теперь слон мертв, — сказал он, — как и полагается животному без мозга. Но мы воскресим его. Это не так трудно. Давайте скорее мозг Ринга. Только бы не занести инфекции…
Тщательно вымыв руки, я вынул из привезенного слоновьего черепа разросшийся мозг Ринга и передал его Вагу.
— Ну-ка… — сказал он, опуская мозг в череп слона.
— Подходит? — спросил я.
— Чуточку не дорос. Но это не имеет значения. Было бы хуже, если бы мозг перерос и не вошел в черепную коробку. Теперь осталось самое главное — сшить нервные окончания. Каждый нерв, который я буду сшивать, явится контактом между мозгом Ринга и телом слона. Теперь вы можете отдохнуть. Сидите и смотрите, но не мешайте мне.
И Ваг начал работать с необычайной быстротой и тщательностью. Он был поистине артистом своего дела, и его пальцы напоминали пальцы пианиста-виртуоза во время исполнения труднейшей пьесы. Лицо Вага было сосредоточенно, оба глаза устремлены в одну точку, что с ним бывало только в случаях исключительного напряжения внимания. Очевидно в этот момент обе половинки его мозга несли одну и ту же работу, как бы контролируя друг друга. Наконец Ваг накрыл мозг черепной крышкой, скрепил ее металлическими скобками, затем покрыл кусками кожи и сшил кожу.
— Отлично. Теперь у него — если он благополучно выживет, — останутся только рубцы на коже. Но Ринг, я думаю, простит меня за это.
„Ринг простит!“ Да, теперь слон стал Рингом, или вернее Ринг слоном. Я подошел к слону, в голове которого был человеческий мозг, и с любопытством посмотрел на его открытые глаза. Они казались такими же безжизненными, как и раньше.
— Почему это? — спросил я. — Ведь мозг Ринга должен находиться в полном сознании, а между тем глаза… его (я не мог сказать ни слона, ни Ринга) как будто остеклянели.
— Очень просто, — ответил Ваг. — Нервы, идущие от мозга, сшиты, но еще не срослись. Я предупредил Ринга, чтобы он не пытался производить каких-либо движений, пока нервы не срастутся окончательно. Я принял меры, чтобы это произошло возможно скорее.
Солнце уже начинало клониться к закату. Фаны сидели на берегу и, разложив костры, жарили кабанье мясо и с удовольствием пожирали его. Некоторые предпочитали есть его сырым. Вдруг один из пьяных начал громко трубить. Этот резкий призывный звук разбудил остальных слонов. Они начали подниматься на ноги. Ваг, я и фаны поспешили укрыться в кустах. Слоны, все еще шатавшиеся, подошли к оперированному вожаку, долго ощупывали и обнюхивали его хоботом и что-то говорили на своем языке. Воображаю, как должен был чувствовать себя Ринг, если он только мог уже видеть и слышать. Наконец слоны ушли. Мы снова приблизились к нашему пациенту.
— Молчите и ничего не отвечайте, — сказал Ваг, обращаясь к слону, как будто тот мог говорить. — Все, что я могу вам позволить, — это мигнутъ веком, если вы уже в силах это сделать. Итак, если вы понимаете, что я говорю, мигните два раза.
Слон мигнул.
— Очень хорошо! — сказал Вагнер. — Сегодня вам придется полежать неподвижно, а завтра я быть может разрешу вам встать. Чтобы слоны и прочие животные не беспокоили вас, мы перегородим слоновью тропу, а ночью зажжем костры.
24 июля. Сегодня слон поднялся в первый раз.
— Поздравляю! — сказал Ваг. — Как же вас теперь звать? Ведь мы не можем перед посторонними разглашать свою тайну. Я буду звать вас Сапиенс. Идет?
Слон кивнул головой.
— Объясняться мы будем, — продолжал Ваг, — мимически, по азбуке Морзе. Вы можете махать кончиком хобота; вверх — точка, вбок тире. А если вам покажется удобнее, мажете сигнализировать звуками. Помахайте хоботом.
Слон начал махать, но как-то странно: хобот поворачивался во все стороны как вывихнутый сустав.
— Это вы еще не привыкли. Ведь у вас никогда не было хобота, Ринг. А ходить вы можете?
Слон начал ходить, при чем задние ноги, видимо, слушались его лучше чем передние.
— Да, вам-таки придется поучиться быть слоном, — сказал Ваг. — В вашем мозгу нет многого такого, что имеется в слоновьем. Двигать ногами, хоботом, ушами вы научитесь довольно скоро. Но в мозгу слюна имеются еще природные инстинкты — квинтэссенция опыта сотен тысяч слоновьих поколений. Настоящий слон знает, чего ему опасаться, как защищаться от разных врагов, где найти пищу и воду. Вы ничего этого не знаете. Вам пришлось бы учиться на личном опыте. А этот опыт стоил жизни немалому количеству слонов. Но вы не смущайтесь и не бойтесь, Сапиенс. Вы будете с нами. Как только вы окончательно оправитесь, мы с вами поедем в Европу. Если захотите, можете жить на родине — в Германии, а можете поехать со мной и в СССР. Там вы будете жить в зоопарке. Но как вы чувствуете себя?