И все-таки, когда делать было нечего, Вьюга скучала. Она не могла привыкнуть к новому дому, где не слышно было шума водопада, где все коровы и пони были чужими. Она скучала по жеребенку, по старой Белоножке и Родуре, по внукам Сигурда и даже по Снарди с его дурацким лаем. И когда пришла весна, ее неудержимо потянуло на те пастбища, где бродил табун с Родуром во главе.
Скули заметил это. Если пони, вместо того, чтобы есть душистую весеннюю траву, стоит и смотрит все в одну и ту же сторону — дело не ладно. Он велел спутывать Вьюге ноги, и ее пускали пастись только на ближайшем ко двору лугу, огороженном колючей проволокой, где вместе с ней ходили несколько кобыл и верховой жеребец Скули.
В самом разгаре весны появились туристы. Скули получил запрос из бюро туристов, нет ли у него продажного пони, доброго нрава и привыкшего к болотам, горам и переправам. Цену предлагали хорошую. Скули недолго думая решил продать Вьюгу, договорившись о том, чтобы право на покупку Вьюги по окончании сезона было бы обязательно оставлено за ним.
Через несколько дней в Виндгейм явился один из проводников бюро, которому были знакомы все тропинки Исландии, и забрал Вьюгу.
— Береги же ее, — сказал на прощание проводнику Скули. — Она стоит своей цены. Но только спутывай ей хорошенько ноги, это беглянка…
В течение многих недель Вьюга носила туристов по горным тропинкам от одной достопримечательности Исландии к другой. Это были неутомимые люди, их жадную любознательность невозможно было насытить. Они с утра садились в седла и забывали об усталости среди новых впечатлений, постоянно сменявших одно другое.
Вьюгу хвалили все, кто ею пользовался. Чем дальше, тем она становилась послушнее, тем легче переходила на ровном пути от рыси к галопу. Она знала, что в конце пути всегда был отдых и корм, и никогда не ошибалась в направления. Неопытные туристы часто принимали за усадьбы глыбы лавы или утесы вдали. Вьюга никогда не ошибалась. Проводник постепенно привык доверять ей. Он советовал отпускать поводья, Вьюга шла избранным ею путем, и всегда вскоре слышался лай собак.
Туристы ласкали Вьюгу и говорили с ней на непонятных языках, но Вьюга не любила этих людей — они ей надоели. К концу сезона вследствие плохого ухода у нее на спине появилась язва, и ее раньше времени вернули Скули. Язва зажила, Вьюга окрепла, но тоска по дому не покидала ее, и попрежнему ее выпускали лишь на ближайший луг стреноженной.
Ясным августовским днем к Виндгейму пробирался профессор-немец. Это был немного разжиревший от кабинетной работы, но крепкий, выносливый и всегда веселый человек. Еще дома он составил себе подробный маршрут и не отступал он него, несмотря ни на какие препятствия. Много раз бывал он в Исландии, знал язык и умел пользоваться исландскими пони. Он путешествовал с проводником и несколькими вьючными пони, которых на опасных местах всегда пускали вперед.
Когда профессор очутился в Виндгейме, он прежде всего заявил, что ему нужны свежие пони. Скули продал ему Вьюгу и предложил переночевать, так как погода была плохая. Профессор был в пути уже десять дней, и ему, и проводнику, и пони нужен был отдых; до следующей усадьбы было далеко. Но немец отклонил любезное предложение и отправился в путь согласно маршруту. Скули как гостеприимный хозяин проводил его через большое болото. Дождь все время лил как из ведра, и когда они достигли ближайшей усадьбы, все были насквозь мокры. Скули простился с гостем и тотчас же поехал обратно на своем легком привычном ко всяким трудностям жеребце.
На следующий день профессор, придерживаясь маршрута, отправился к северу. По дороге он остановился на ночлег на лугу, который был хорошо знаком Вьюге. Это было на пути к летнему горному пастбищу, куда она три года подряд отправлялась жеребенком за матерью. И это воспоминание растравило ее тоску по дому.
Наутро к каравану пристали несколько молодых пони, которые отбились от табуна, бродившего по летнему пастбищу. Запах дыма, исходивший от каравана, вероятно напоминал им о доме; некоторое время они шли вслед за караваном неохотно, по одному отставали и долго ржали на прощанье. И это молодое ржание хватало Вьюгу за сердце и усиливало тоску.
На следующем привале проводник по обыкновению спутал пони и пустил их пастись, а сам залез в мешок из промасленной парусины и заснул.
В пять часов утра проводник поднялся и, высунув голову из мешка, заметил, что нескольких пони недостает. Он сейчас же встал, поймал одного из оставшихся и отправился искать остальных. Через два часа он вернулся, найдя всех кроме Вьюги. Профессор бранился, но терять время на поиски пони было невозможно — программа прежде всего!..