Потом, пугая искавших ягель оленей, зазвучала гортанная песнь о Большом Человеке.
— Эгой! — пел на резком наречье самоедов Я-Мала, раскачиваясь из стороны в сторону, Выку-Нэркагы.
Спев песню, Выку Нэркагы стал надевать подбитые лошадиной шкурой лыжи.
— Олени ушли далеко, — безразлично пояснил он. — Когда ехал, видал волчьи следы.
Я понял — это был предлог, чтобы избежать дальнейших расспросов.
На рассвете мы расстались. Веселое Горло поехал на юг, в город могилы Большого Человека — в Москву.
Я поехал по следам его нарт — на север…
МОГИЛА МЕЖДУ РЕЧКАМИ ЯРОТТА И ПОЙЧИТ
И вот передо мною лежит на столе разорванный пакет, склеенный из неведомо как попавшей на обдорскую тундру пожелтевшей французской газеты. Рядом лежит письмо и акт топографической экспедиции, наткнувшейся в Средней стране на останки Выку Нэркагы. Вот текст этого акта:
Гыда-Ямский отряд Обдорской
топографической экспедиции.
Скелет найден на 27-й день по выходе отряда из становища Хэ, расположенного на правом берегу невдалеке от окончания Надымской Оби.
Скелет, судя по размерам и строению, принадлежит мужчине среднего роста.
Останки были обнаружены в небольшой котловине между двумя буграми мха, около небольшого озера.
Костей правой руки у скелета не было. Их, очевидно, утащили песцы, сильно похозяйничавшие с трупом. Череп был поднят поодаль, в нескольких десятках метров от места нахождения ребер и костей нижних конечностей.
За девять дней до находки скелета члены экспедиции видели в тундре брошенные нарты. Передние перекладины у нарт были сломаны. Скелетов оленей найдено не было. Эти обстоятельства, по мнению проводников экспедиции, раскрывают тайну гибели человека. Они уверяют, что оленья упряжка, испугавшись чего-то, сломала перекладины и убежала в тундру.
Человек мужественно боролся со смертью. От места катастрофы он прошел по Средней стране не менее двухсот километров. Катастрофа произошла зимой, за это говорят найденные в ложбине подбитые конской шкурой лыжи.
В изголовье у скелета, в яме, специально вырытой человеком в мерзлой земле ножом, был воткнут олений шест-хорей. Нож лежал у подножья хорея.
Наверху хорея был привязан — для защиты от песцов — мешок из кожи налимов. В мешке найдены: мандат Всесоюзного с'езда советов на имя делегата от Тазовского Севера Выку Нэркагы, резолюции с'езда, вырезки из неизвестной московской газеты, в которой описывается выступление на с'езде погибшего. Все эти предметы вам должен передать нарочный, с которым послан в Хэ этот акт.
Кости Выку Нэркагы экспедицией собраны и похоронены на берегу озерка, недалеко от истока реки Пяколека (Сохатой), впадающей в Таз слева, между речками Яротта и Пойчит. Похоронив, все члены экспедиции отсалютовали праху Веселого Горла (под таким прозвищем был известен погибший) залпом из ружей. Потом экспедиция двинулась дальше к Тазу.
Русский летчик в американском небе.
Очерк Л. Минова.
Советский летчик Л. Г Минов, находясь в служебной командировке в САСШ, совершил большое автомобильное путешествие для ознакомления с американской авиацией. Им было пройдено на автомобиле 16000 километров.
Кроме того, для использования опыта в советской авиации, тов. Минов изучил парашют и выполнил ряд прыжков с него, один из которых и описывается в настоящее очерке.
Вначале предполагалось, что первый парашютный прыжок я совершу в специальной школе города Дайтон (штат Охайо), но разрешение из Вашингтона откладывалось со дня на день. Поэтому, чтобы не терять времени, я решил начать знакомство с парашютным делом на заводе Ирвинга в Буффало.
Каждый день я приходил на завод, знакомился с производством, изучал способы укладки парашютов, их проверку и приемку. Это было трудновато. Английского языка я не знал и владел только французским, зная вдобавок десяток немецких и пару десятков польских фраз. Но тут меня выручал Феликс Лугас — поляк, мастер-закройщик завода, знающий «чуть-чуть» французский и «совсем немножко» русский язык. Мы вели разговор на смешанном французско-русско-польском жаргоне, но быстро и хорошо понимали друг друга.
Постепенно, с помощью мастеров и рабочих завода, я детально изучил конструкцию парашюта. Дирекция фирмы была исключительно внимательна к своему советскому гостю, внимательно следя за моей учебой и помогая мне в ней…
7 июня я получил неожиданную телеграмму из Амторга, в которой мне предлагалось принять участие в большой круговой автомобильной поездке по маршруту: Нью-Йорк — Сан-Диего — Лос-Анжелос — Сан-Франциско — Сиэтл — Нью-Йорк. Выезд был намечен на 15 июня.
Чтобы отправиться в поездку «окрещенным», я договорился с фирмой о прыжке. Еще накануне вечером парашют, на котором мне предстояло совершить прыжок, был тщательно проверен в моем присутствии военным контролером фирмы Годлибом.
Положив парашют на стол, он внимательно рассмотрел каждую стропку, каждый шов. Ни одна торчащая ниточка, ни одно пятнышко не ускользнуло от его натренированного взгляда.
Затем — так же внимательно и особенно тщательно — парашют был упакован в особый ранец специалистом по укладке парашютов, мистером Бэрг.
Короче, были приняты все меры к тому, чтобы на пушечный выстрел не допускать к парашюту «Господина Великого Случая», который может сыграть шуточку, подбросив в ранец зазевавшегося мастера какой-либо инструмент или спутав порядок укладки строп.
Поздно вечером погода, как нарочно, стала портиться, а утром, когда я шел на завод, моросил мелкий, противный дождь. Была надежда на изменение погоды после обеда, но, как всегда в таких случаях бывает, предсказания бюро погоды не оправдались. К пяти часам это выяснилось окончательно, и провозившись еще с часок со складыванием умышленно спутанного парашюта (такие довольно сложные задачи я решал в конце своих работ на заводе), отправился домой.
На следующий день рано утром небо было пасмурно, накрапывал дождь, и я решил, что прыжок не состоится. Не одеваясь, я снова улегся на постель и попытался представить предстоящие переживания при прыжке, но ничего не получилось. Мысли упорно перескакивали на не имеющие ничего обшего с парашютом вещи…