На Днепрострое Паша Пырушечкин растерялся. Взорванная электрическими солнцами черная бархатная украинская ночь взволновала Пашу неимоверно. Он записал в блокноте:
«Виденная мною в Третьяковской галлерее картина Куинджи „Украинская ночь“ определенно устарела. Эффекты вышеозначенного полотна померкли перед световым чудом, которое явилось от соединения тьмы ночей Украины и яркого белого света электричества. К концу пятилетки Архип Иванович Куинджи потеряет всякий интерес, кроме исторического».
После осмотра Днепростроя экскурсионная бригада посетила несколько колхозов. Побывала и в степном колхозе «Серп и Молот», где большинство колхозников — переселенцы с Оки и верховья Днепра, великороссы, сохранившие свой говор.
Повар Кок-Перекок угостил экскурсантов великолепным борщом и ячменным душистым кофе.
На втором или третьем привале любознательный Паша Пырушечкин записал в блокнот следующее:
«Поражает сознательность здешнего населения. В борьбе с вредителями (суслик, кобылка и особенно мышь) участвуют даже дети. Недалеко от колхоза „Серп и Молот“ я встретился с таким явлением: ребята и старики усердно ловили мышей. За каждую мышь они получали соответствующее вознаграждение (деньгами). Мышей ловили живьем. Сдавали представителю колхоза тов. Совсуну, который тут же расплачивался с ловителями мышей. Старик с сивыми усами и кирпичным лицом сказал мне, что мышей этих пошлют в Харьков в Научный институт на опыты. Так наука смыкается с полями».
IV. Плодитесь и размножайтесь.
Над Днепростроем — белое полыханье электрических ночных солнц. А над степями — черная, густая, как деготь, беззвездная древняя ночь. Эта ночь не изменялась со времен половецких набегов, со времени, когда гоголевский Иван Иванович ссорился с Иваном Никифоровичем. В этой черной ночи грохнул в Дымовке обрез кулака Попандопуло в селькора Малиновского.
В густые, душные, черные ночи ездил Совсун на колхозные земли со странным грузом. Обитый кошмой, заглушающей звуки, ящик кишел. Тут были жирные обжоры короткохвостые полевки, напоминающие домашних мышей. Были рыжие полевки, отличающиеся от серой только расцветкой спины. Были узконосые, длиннохвостые мыши, на бурой спинке которых шла темная полоса.
На колхозном поле, где качалась зреющая пшеница, Совсун останавливался. Он брал ящик, открывал крышку и производил свой жуткий, злобный посев.
Мыши с писком бросались в пшеничные джунгли и таяли во тьме украинской ночи.
Совсун приговаривал со странной улыбочкой:
— Бегите, мышки… плодитесь, размножайтесь, населяйте колхозовскую землю! Элеватор ненасытен, но и вы хотите кушать. Он один, а вас много…
В одну из поездок в город Совсун зашел в земуправление на станцию Защиты Растений.
Там он минут двадцать беседовал с бледнолицым юношей, агрономом-практикантом.
— Одна пара мышей, оставленных весной на поле, — говорил бледнолицый юноша, — к осени даст 50 новых вредителей. Это — неудержимая, стихийная сила. Размножаемость их потрясающа.
И Совсун продолжал свой мышиный посев…
Он потерял счет мышам, пущенным «на племя» в пшеничные джунгли колхоза «Серп и Молот».
V. БЫК просит слова.
БЫК…
Это не бык со скотного двора колхоза «Серп и Молот». Это не фамилия и не прозвище. Это вот что.
В колхозе «Серп и Молот» организовался кружок краеведов. Назвался кружок — базой краеведения — сокращенно: Б. К. Колхозники вставили «Ы», и получился БЫК.
Утверждая повестку дня производственного совещания колхозников, сивоусый председатель Артем Арбузов подмигнул:
— БЫК просит слова. В «разном», что ль?
— Вали в «разном».
Краеведы-колхозники, в большинстве молодые хлопцы, сидели смирно. Очередь дошла до них. Кудряш и весельчак Гриша Тиунов сделал сообщение.
— Товарищи колхозники! — сказал он взволнованным голосом. — Нам грозит беда. На полях появился вредитель.
— Опять кобылка? — раздалось с места.
— Нет.
— Гусеница?
— Нет.
— Тля?
— Да нет же!
И, дождавшись тишины. Тиунов объявил:
— Урожаю угрожает мышь…
Колхозники засмеялись. По лицам пробежала улыбка, как зыбь пробегает по воде.
— Ай да БЫК! Мыши испугался.
Тиунов обиделся:
— Смешного тут. товарищи, мало. Мы пришли не с пустыми руками. У нас замышено 6000 гектаров. На каждом гектаре в среднем 5000 норок. Итого мы имеем армию в 30 000 000 мышей. Смеяться легко. А вот попробуйте накормить эту прожорливую ораву! Каждая пара мышей дает в сезон 50 новых. А ну-ка, сочтите-ка лучше, чем смеяться, сколько у нас будет нахлебников?
— 1 500 000 000! — крикнул с места другой краевед.
Собрание затихло. Тиунов сел. Другой краевед Миша Домрачев сообщил о способах борьбы:
— Бороться с мышами следует с весны. Надо купить мышьяковисто-кислого натра, отравить им хлеб и положить его в каждую норку. Мышь сдохнет. Точное описание борьбы у нас есть. Практически эта работа проводится в коммуне имени Петровского. Нужно будет обследовать.
Сообщение БЫК'а обсуждали мало, но горячо. БЫК'у выражена благодарность за сообщение.
Выделен мышеистребитель Барсов. В помощь ему прикомандированы учащиеся и члены БЫК'а.
Это и записал секретарь производственного совещания фиолетовыми чернилами.
А мыши ели пшеницу. Верные завету Совсуна, они плодились, размножались и засеяли колхозную землю.
Совсун возил мышей до самого жнитва.
VI. Над Днепром плыла зима.
После обмолота колхозники ахнули, а авторитет БЫК'а резко скакнул вверх.
Опытный взгляд хлебороба определяет урожай на корню. Среди колхозников были опытные хлеборобы, и они определили урожай. Обмолот показал, что зерна не хватает… Вопрос о мышах всплыл сам собой.
Обследовали поля.
БЫК'овские расчеты не подтвердились, но не потому, что мышей было меньше. Замышено было не 6 000 гектаров, а больше.
На следующем производственном совещании вопрос о мышиной напасти стоял первым. Докладчиком был БЫК'овец Гриша Тиунов. Постановили: считать колхоз «Серп и Молот» неблагополучным по мышам.
Над Днепром пролетело «бабье лето» клочьями белой паутины. Затихли поля. Только далекий Днепрострой громыхал, сверкал, сиял, поражал бурными темпами лихорадочных работ. Первые падучие звезды покатились по бархату неба. Железными ночами осени подступала к Украине зима.
В колхозе «Серп и Молот» начались зимние работы. Жил полновесно и энергично скотный двор. Голос Оксаны, огромной кривобокой женщины, гремел по всему скотному двору.
Раньше Оксана была батрачкой у Совсуна. Темная, суеверная, она не потеряла уважения к старому хозяину. Если Совсун встречался с ней и расспрашивал, то Оксана охотно рассказывала о жизни и порядках в колхозе.
О том, что мышиная напасть замечена в колхозе, Совсун узнал от Оксаны зимой. Узнал и затревожился. А вдруг ядом или — не приведи бог — газом стравят весь мышиный посев? А вдруг пропадут деньги, летние труды, риск, бессонные ночи и сладкие думы о гибели колхозной пшеницы?
Совсун еще раз съездил на станцию Защиты Растений. Бледнолицого, худощавого юноши не было. Его практика кончилась. Вместо него сидел… Угодники-святители, мать пречистая богородица!.. Да ведь это же Тимошенко из Кобеляк, сын старого друга, махновского собутыльника!
Батько Махно, слышишь? Жива твоя черная, гвардия, и жив твой бранный пыл!
Воюем!..