— Нужно действовать решительно, стараясь разбить охрану на отдельные части и не давать ей возможности соединиться.
Через несколько минут дружинники оказались по ту сторону ограды. Перерезан телефон. Разделились на две группы. Одна направилась к корпусу одиночной тюрьмы, другая во главе с тов. Сныпэ осталась у забора, с тем, чтобы отразить нападение охраны на случай вынужденного отступления первой группы.
Первая группа, пройдя к воротам следующей ограды, открыла их ключом и подкралась к часовым здания одиночки.
— Кто идет?
Часовой открыл огонь.
В ответ посыпался огонь дружинников. Часовой упал. Два других, побросав винтовки, бежали
— Товарищи! — послышался торопливый окрик. — Раненые есть?
— Нет.
Теперь все зависело от быстроты. Расставили своих часовых, ключом открыли вход в одиночки.
— Вперед, товарищи, на третий этаж.
Но первые выстрелы уже подняли на дворе суматоху. Донеслась стрельба. Это группа тов. Сныпэ вступила в схватку с надзирателями.
Некоторые дружинники заколебались.
— Стоит ли итти наверх?
— Отступить? Ни за что!
— Вперед, товарищи!
Быстрым шагом по лестницам. На третьем этаже неожиданное препятствие: ключи не подходят.
Топором и ломом дружинники форсируют железные двери.
— Нажимай!
Вот двери подались — и нестройная толпа ввалилась в коридор.
Снова не подходят ключи.
Ярость способна прошибить двери. Выход один:
— Ломать замки!
В камерах движенье, шум, стук.
— Товарищи, именем революции мы пришли вас освободить!
В ответ загремели восторженные приветствия. Кто-то затянул песню. Ее подхватили в других камерах. Вместе с песнями бурно взорвались лозунги.
— Да здравствует революция!
Гулкий лязг и звон разбиваемых замков заполнил коридор. Никто в точности не знал, кто в какой камере сидит. Пока велись расспросы, разлетелся вдребезги замок первой камеры.
— Выходи!
Человек в камере, весь бледный, упирался.
— Выходи!
— Я не пойду.
На миг недоумение… Но некогда раздумывать. Дружинники набросились на следующие замки. Никто не предполагал, что отказавшийся выйти — Николай Орлов — окажется в будущем предателем.
Удары топоров и лома ухали без перерыва. Дружинники, тяжело дыша, били по замкам изо всех сил. Со двора, все учащаясь, доносились выстрелы.
— Спешите, товарищи, ломайте скорее!
Расшибли замок второй камеры. Пулей вылетает из нее заключенный. Он попадает в объятия дружинников.
— Свободен столяр Иван Лацис!
Удар за ударом эхом отдавались по тюрьме. Распахнулись двери третьей камеры.
— Ура! Ура!
— Свободен литейщик Юстус Шлессер!
Лациса и Шлессера ожидал военный суд. Их обвиняли в приготовлении бомб на заводе «Феникс».
Уже гремели и звенели замки следующих камер, но пальба со двора становилась все более частой. Группе тов. Сныпэ все труднее давался натиск надзирателей. Дружинники упорным огнем держали их в казармах, не подпуская к корпусу одиночки.
Вдруг снизу послышался крик часового:
— Товарищи, немедленно спускайтесь! По коридору пронеслась команда: «Вниз!» На миг топор и лом перестали ухать по замкам, затем удары возобновились. Отдельные дружинники не хотели уходить. Их почти силой пришлось оттаскивать от дверей.
Предстояло итти на соединение с группой тов. Сныпэ, еле уже сдерживавшей осмелевших надзирателей.
— До свиданья, товарищи, мы еще вернемся!
Из камер донесся громкий гул. Затем десятки раз повторяемый клич:
— Долой самодержавие!
— Да здравствует революция!
Отступали организованно. По дороге снимали своих часовых и, поддерживая перестрелку с надзирателями, прикрывали отступление освобожденных товарищей.
Из дружинников никто не пострадал. У неприятеля было убито двое надзирателей и трое было ранено.
Сообщение о нападении на «централку» комментировалось на другой день в каждом цехе, каждой мастерской Впечатление было ошеломляющее.
Полиция неистовствовала. Она объявила премию в 1 000 рублей за поимку освобожденных. Но из революционных рядов вырвали только тов. Сныпэ.
Следующей ночью тов. Сныпэ возвращался домой. На углу одной из улиц его окликнул городовой. Сныпэ выхватил револьвер и единственным оставшимся у него патроном уложил городового на месте. Намереваясь спастись, он прыгнул в пролетку, но извозчик выдал его полиции.
Сныпэ присудили к 15 годам каторги.
Среди рабочих масс нападение на тюрьму вызвало приподнятое, боевое настроение. Каждый чувствовал себя участником великого общего дела. Единый клич объединил всех:
— Нужно вооружаться!
Такова была прелюдия к развернувшимся в последующие месяцы вооруженным боям, приведшим в октябре и ноябре к изгнанию помещиков и царских властей из деревень Латвии.
КОРАБЛЬ УДАРНИКОВ
Путевые очерки участника рейса на «Абхазии», ударника завода «Серп и Молот» Германа Бебчука
ПРАЗДНИЧНЫЕ БУДНИ
Бурная, неспокойная ночь…
Черные волны тяжело перекатываются по мрачным просторам Финского залива. Жемчужная кружевная пена закипает на гребнях волн. Их безостановочное движение стихийно-равномерно, и кажется — нет и не будет конца мраку этой ночи и тяжеловесно-медлительному дыханию циклопических водных масс.
«Абхазия» идет в Гамбург. Острый форштевень теплохода легко разрезает волны. Судно сильно качает. Оно купается в брызгах и водяной пыли, скатываясь в ущелья между волнами и плавно взлетая на кипящие гребни.
На палубах, на капитанском мостике властвует суровая, сосредоточенная проза кораблевождения. Здесь четкая и точная работа тех, кому поручена жизнь и здоровье пассажиров теплохода — 257 лучших рабочих-ударников Советской страны.
На палубах — трезвые рабочие двадцатичетырехчасовые будни. Внизу — в каютах, в кают-компании, в салонах — ярким контрастом бьет и клокочет иная жизнь. Здесь радостный праздник. Здесь ключом кипит молодой задор, веселые шутки и смех звенят и перекатываются волнами по бесконечным лабиринтам коридоров, кают, кубриков и трапов. Они одинаково молоды, эти 257 лучших строителей социализма. Серебрящийся сединой металлист и комсомолка со щеками, покрытыми нежным пушком первой юности, — они одинаково пронизаны и согреты одним огнем творческого, ударного энтузиазма.
Праздник!..
Да, поверхностный наблюдатель, прислушиваясь к веселой симфонии криков, песен, звуков гармоники и хохота, не задумается назвать это симфонией беззаботного, бездумного и безоглядного праздника.
Но такое впечатление вынесет лишь поверхностный наблюдатель.
Взгляните на шумный рой молодежи, оживленно спорящей в углу.
Это — организационное заседание редколлегии судовой стенновки.
Дальше, так же шумно и оживленно, работают культкомиссия, хоровой кружок, производственный кружок, где ударники обмениваются опытом.
Те же трудовые будни, только наэлектризованные и опьяненные необычностью обстановки…
ПОЛИЦИЯ УТВЕРЖДАЕТ ЗАКОННОСТЬ