Даже Сам Господь только в конце Своего спасительного о людях подвига сказал такие слова:...идет князь мира сего, то есть диавол, и во Мне не имеет ничего (Ин. 14, 30). Подобным образом бывает и с христоподобными людьми, в коих постепенно «изображается Христос», по слову апостола Павла (ср. Гал. 4, 19). Так было и с преподобным Серафимом: враг хотел запятнать его в конце жизни. Но был посрамлен: и в нем, угоднике Божием, не нашел «ничего»... Но почему же опечалился все же батюшка? Можно думать, что огорчило его отношение к делу не только со стороны оклеветавшей его беглянки, но и со стороны своего монастырского начальства и братии, которые в какой-то степени могли допустить возможность подобного поведения святого старца: все же они, хотя и по приказанию светского начальства, вели расследование.
Впрочем, это не наше лишь предположение, сам отец Серафим узрел в таком искушении нападение врага и указание на приближающийся конец; и потому стал еще более уединяться от людей, и такое огорчение было не единичным в последнем году; были и другие безвинные оскорбления: подозрения по поводу забот о дивеевских сестрах — раздача хлеба и вина... И должно сказать, — на что имеются исторические основания в предании, а также в показаниях дивеевских сирот, — что в подобных огорчениях принимали ближайшее участие свои же некоторые саровские иноки: не все ведь, как известно, почитали угодника Божия... А от своих принимать огорчения болезненнее, чем от чужих. И однажды отец Серафим сказал по этому поводу такие слова: «Все сии обстоятельства означают то, что я скоро не буду жить здесь, что близок конец моей жизни». Припомним, однако, один случай, еще не вписанный в Житие святого, в котором проявилось участие его к крепостной страдалице. Недавно, в начале сего столетия, написана была маленькая книжка московским священником Н. Н. под заглавием «Старица Феодосия». Со слов ее самой, автор, духовник ее, написал страстной путь этой неизвестной еще подвижницы. Здесь рассказывается горькая история одной крепостной девушки, которая отказалась служить похотям своего господина. Ее жестоко били, и раз, и два. Потом она скрылась в лесу, где Бог послал ей беглых собак, которые и кормили ее, принося краденую ими пищу. Но в конце концов ее нашли, воротили и снова беспощадно, почти до смерти, высекли. Как мертвую, ее бросили сначала в яму; но когда оказалось, что страдалица еще жива, то ее заключили в маленький грязный хлев. И вот здесь, ночью, за окном ей явился какой-то старец и сказал: «Беги в Москву, а оттуда в Саров». После этого она почувствовала себя исцеленной и тайно ушла из заключения. Дело происходило в Смоленской губернии. В Москве она узнала путь в Саров и благополучно, не преследуемая никем, достигла Сарова. Каково же было ее изумление и радость, когда она в отце Серафиме увидела того самого старца, который приказал ей бежать и исцелил! Прозорливый радостно принял ее и сказал ей следующие слова: «Ну, теперь твой кровавый крест кончился, начинается другой».
И благословил ее на скитальчество. После того она прожила много лет; трижды побывала в Иерусалиме... И еще в 1906 году была в Москве у своего духовника, который и написал ее Житие... Последние дни ее остались пока неизвестны: книга оставляет ее еще живою, глубокою старицей — более ста лет...
Между тем прошло последнее лето земной жизни святого старца. Наступила осень и холодная зима... Замирала природа... Меньше приходило в монастырь богомольцев... Кончилась и жизнь угодника. И лишь наиболее близкие не прекращают пользоваться счастьем лицезреть святого отца своего. И особенно дорожили этим его «сироты».
Предвидя свой конец, отец Серафим мало-помалу начинает подготовлять своих чад духовных к разлуке. Нередко он предупреждает посетителей: «Мы не увидимся более с вами». Заехал к нему некто Лодыженский, брат двух глубоких почитательниц отца Серафима. Он сначала не верил своим сестрам о дивном старце. «Я верю, что он хорошей жизни, но вы слишком преувеличиваете», — говорил он. Но когда пришел сам к святому старцу, то не только поразился его прозорливости, но и получил исцеление от болезни раненой руки и сделался таким же почитателем его, как и сестры. Перед отъездом его — он отправлялся в Киев для сопровождения русской духовной миссии — отец Серафим подал ему половину просфоры и сказал с любовью: «На — тебе, от моей души. Мы с тобою больше не увидимся». Лодыженский стал было возражать, что он непременно заедет на обратном пути. Но старец все повторял: «Нет, мы с тобой больше не увидимся». Так и сбылось...