В тот же день Рождества Христова, после Литургии, отец Серафим направился к игумену монастыря, отцу Нифонту, и стал с ним прямо говорить о своей кончине. При этом просил его положить в приготовленный им свой гроб. Говорил и о братии; просил за некоторых из иноков, особенно за младших. И «простился» с ним в последний раз.
Возвратившись в келью свою, он одному монаху, Иакову, вручил маленький финифтяный образок явления Божией Матери преподобному Сергию. При этом сказал: «Сей образ наденьте на меня, когда я умру, и с ним положите меня в могилу, — сей образ прислан мне честным отцом архимандритом Антонием, наместником святой Лавры, от мощей преподобного Сергия». Между прочим, в акте от 11 января 1903 года, при подробном описании осмотра вскрытого гроба отца Серафима, не упомянуто о сем образке, почему — неизвестно. Не случайно пожелал он иметь сей именно образок: думается, не потому лишь, что отец Серафим любил и чтил своего духовного сына, архимандрита Антония; но еще более потому, что это был дар от мощей преподобного Сергия, великого предшественника отца Серафима. Три главных светильника знает Русская Церковь, между коими, как святая радуга, перекинута славная история ее: Киев, Радонеж и Саров — святого Антония с Феодосием, Сергия и Серафима. И преподобный Сергий как бы послал свое благословение преемнику своему по православному благочестию. Разные места, разные времена, но один Святой Дух, одно Святое Православие. А кроме сего, сим образком отец Серафим напоминал о сродстве с преподобным Сергием и по сходству их жития, а в особенности явления им Божией Матери: это было живым указанием на великую любовь преподобного Серафима к Царице Небесной и милость Ее к Саровскому «любимцу» Ее.
Но вот наступил и последний день. Преподобный сподобился воистину «христианския кончины, безболезненны, непостыдны, мирны», — как молится Церковь, — он не болел ничем, был в полном и ясном сознании и скончался поразительно безмятежно: «уснул» для пробуждения в другой жизни...
Утром 1 января 1833 года, в воскресенье, он в последний раз пришел в ту больничную церковь Святых Зосимы и Савватия. Но вел себя на сей раз не совсем обычно: поставил ко всем иконам свечи и приложился к ним, чего прежде не делал. Так он «прощался» теперь, а лучше сказать — готовился к встрече со святыми. После Литургии он простился с бывшими здесь братьями, благословил их, поцеловал и сказал приведенные выше слова: «Нынешний день нам венцы готовятся», чем ясно указал уже точно день смерти своей. Потом приложился ко Кресту Господню, знамению нашего спасения, и к иконе Божией Матери, обошел престол. И вышел из храма. Все заметили крайнее изнеможение старца; но духом он был бодр, спокоен и весел.
В течение последнего дня отец Серафим три раза выходил на то место, которое им самим было указано для погребения: по правую сторону соборного алтаря храма Успения Божией Матери, несколько к юго-востоку, рядом с могилою Марка Молчальника... Необычайно было и это самое указание места: ни монахи, ни иеромонахи не делают сего, предоставляя старшим начальникам хоронить их на общем кладбище или где благословят сами... Но святым закон не лежит (1 Тим. 1, 9); и обычные мерки не приложимы были и к отцу Серафиму. И не удивило это ни игумена, ни братию: все видели, что отходит от них угодник Божий, чтимый всею Православной Русью, а не обычный инок обители.