Егор вздохнул, задерживая эти видения, замедляя их и как бы отстраняя от себя.
Это будет, или было, или, по воле Божьей, этого никогда не произойдет – все равно он знать всего не может. А значит, зачем все это брать на себя? Не проще ли, не разумнее, как советовал отец Кирилл, положиться на то, что стоит выше всех нас, и снять с себя ненужную ответственность, раз и навсегда избавившись от пустых, бесконечных, как жизнь человека на земле, страданий? Он ведь и в самом деле не Господь Бог, а всего лишь его слуга, как и каждый живущий. И не значит ли это, что надо всего лишь ждать Его повелений, а не заскакивать наперед со своей инициативой и воображать себя тем, кем себя воображать вообще не позволено?
Обуреваемый новым потоком мыслей, в котором он как-то перестал обращать внимание на выплывающие снизу лица, Егор достиг конца эскалатора.
Постояв немного возле будки диспетчера и глядя, как сквозь пелену тумана, на огибающий его и нетерпеливо толкающий поток пассажиров, он сориентировался по указателю и направился к посадочной платформе.
Желание подняться наверх, убежать, скрыться – снова в первую очередь от самого себя – ослабело, как слабеет боль от сильнодействующего лекарства. Он понял, что, приложив еще какое-то количество усилий, сумеет побороть в себе эту зависимость от последствий его дара и, возможно, взглянет на него с другой стороны. Конечно, на это потребуется время и переосмысление прежних воззрений, в том числе и тех, которые казались до сего дня незыблемыми. Что ж, он готов к переменам. Он видел, что стоит на верном пути, и был счастлив, что не свернул с него минуту назад.
С гулом подлетел поезд, распахнул двери, выпуская порции пассажиров и заглатывая новых.
Егор вошел в вагон, встал у противоположных дверей. Вагон был полон, пассажиры стояли в проходе и плотной группой толпились у выхода. Тут же началась обычная перекидка взглядами, от пещерных времен позволяющая людям идентифицировать друг друга.
Егор не без внутреннего трепета вступил в эту перекидку, для многих, занятых своим мыслями, почти не обременяющую их сознание и проходящую на подсознательном уровне. Но его сознание работало с неистовой силой.
Точно вспышки молнии, то тут, то там начали возникать знакомые картинки.
Вон та женщина…
А тот юноша…
А тот пожилой мужчина…
Но Егор уже начал понимать, как с этим можно бороться.
Первое: не думать, что все это ложится мертвым грузом на его совесть. На это есть другая инстанция, и с ней в первую очередь надо считаться и соотноситься.
Второе: начиная воспринимать все чуть спокойнее, Егор вдруг осознал, что не так уж много обреченных он видит вокруг себя. Да, были в вагоне те, кому судьба уготовила страшный сюрприз. Но таких несчастных на вагон было всего несколько человек. И несчастными, они, естественно, себя не чувствовали, что еще раз убедило Егора в том, что не подобает ему, ничтоже сумняшеся, вмешиваться в постороннюю жизнь, привнося в нее только тревогу, но отнюдь не избавление от того, чему суждено свершиться.
Третье: он вдруг подумал о том, что виденные им смерти во многих случаях стали лишь закономерным исходом не совсем праведной жизни, и, значит, снова не ему решать, кому жить, а кому умереть.
Думая об этом, он почти окончательно успокоился. Глаза его перестали лихорадочно метаться по лицам пассажиров, и он наконец смог ощутить, что является одним из многих, но не единственным и особенным.
Да, он знает то, чего не знает никто. Но и он не знает того, что ему не позволено знать. А значит, они все здесь равны, и это, в свою очередь, дает ему право освободиться от взваленной на себя ответственности – если не целиком, то хотя бы в отношении своего стремления непременно навязывать ничего не подозревающему ближнему свое желание спасти его любой ценой. Он мог наконец среди себе подобных дышать полной грудью и не переживать по поводу того, что он чем-то этого не заслуживает. И он мог наконец спокойно подумать о собственном будущем.
Тут он не мог не улыбнуться. Да, он без труда видел будущее любого человека и мог предвидеть самые невероятные события. Но знать наперед то, что произойдет с ним самим, ему было, увы, не дано. Он мог коррелировать свое будущее лишь в связи с появлением в своей жизни того или иного человека, судьбу и действия которого он мог предугадать, или с событиями, которые он смог предвидеть и в которых мог принять участие. Но только исключительно таким образом ему было позволено управлять своей жизнью, не иначе. И в этом тоже он ясно увидел ограниченность своего дара, отнюдь не уравнивавшего его с высшими силами, но ставившего на одну доску с обычными смертными.