Кофе вскипел, я чуть не упустила его, занятая своими мыслями. Села за стол, пододвинула к себе тарелку с оладьями, испеченными вчера Машкой, и налила кофе. Где же Маруся? Пора бы уже ей вернуться.
Как бы в ответ на мои мысли, щелкнул замок входной двери. Машка вошла в квартиру, поставила на пол шуршащие пакеты, закрыла дверь. Я встала из-за стола с чашкой в одной руке и с оладьей в другой, вышла в прихожую.
– Привет, – сказала я, откусывая оладью.
– А? – вздрогнула Машка. – Привет. Ты уже встала?
– Полдень. – Я пожала плечами. – Пора бы. Ты долго что-то.
Машка молча кивнула и поволокла пакеты в кухню. Сказать ей о Петином звонке или повременить? И о том, что я… Н-да… Светка уехала четыре дня назад, и с тех пор мы не говорили с Машкой о ее планах. Все-таки что-то есть в этих журналистах. Умеют они раскалывать собеседника. Пока Светка была здесь, мы постоянно обсуждали Марусин побег. А стоило ей уехать, и Машка замкнулась. Боится она меня, боится. Уважает, прислушивается, но боится. И зря.
Я задумчиво смотрела, как Маруся вынимает продукты, и доедала свой завтрак. Я была моложе ее на два года, но всегда по отношению к ней чувствовала себя старшим товарищем. «Клундя», вспомнила я Петину реплику. Грубо, но в точку. Если сказать мягче, то – дитя, вечное наивное дитя. Мне было плевать на то, что Петя прав. Я готова была принимать Машку такой, какая она есть. И хотелось для нее что-то сделать. Я слишком долго была эгоисткой, думающей только о себе, своем жизненном пути, своей карьере, желаниях и планах. Нельзя продолжать жить так же. Почему нельзя, я не знала, но чувствовала, что судьба посылает мне Марусю не только для того, чтобы ЕЙ стало лучше, но и чтобы МНЕ самой измениться. Подумать наконец-то не только о собственной персоне, но о ком-то другом. Проникнуться ее жизнью, помочь, поддержать.
Я ведь даже работу нашла для нее. Случайно. Давно заметила, что все самые значительные в жизни события возникают случайно, как будто из воздуха.
Это было позавчера. В восемь утра мой мобильник требовательно зазвенел.
– Мне надо поменять валюту, – решительно заявил женский голос.
Абонент был мне неизвестен. «Номер засекречен», – сообщал мобильник. Но голос… разве его спутаешь с чьим-нибудь другим.
– Привет, Алла, – сказала я. – Как дела?
– Нормально, – ответила Алла и повторила: – Мне не надо поменять валюту.
– А обменники у нас в стране что, уже все позакрывали? – бесцеремонно поинтересовалась я.
С Аллой следовало разговаривать на ее языке, иначе она не понимала из сказанного ни слова, а язык ее изобиловал сленгом на грани приличия и повелительными интонациями по поводу и без повода.
– Обменники? – озадачилась Алла-. – Не знаю.
– Ладно, – усмехнулась я. – Приезжай.
Алла подвизалась на дизайнерском поприще. Имела свой небольшой бизнес, который хоть и поскрипывал периодически, но все-таки жил в условиях суровой столичной конкуренции. Днем Алла моталась по заказчикам и поставщикам, вечером воспитывала двоих детей и мужа – словом, была женщиной современной и самостоятельной. Однако время от времени что-то в голове у нее перемыкало, и тогда она теряла ориентацию в жизни, которой, казалось бы, еще вчера успешно управляла. Творческий человек, ничего не попишешь.
Алла примчалась в банк минут на пять раньше меня. Высокая, тонкая, с рыжими волосами, утянутыми в конский хвост, она нервно мерила холл широкими шагами. Охранник, дежуривший у дверей, с опаской посматривал на нее и с явным облегчением перевел дух, когда увидел меня.
– К вам, – тихо сообщил он, указывая глазами на Аллу.
– Ирунчик! – вскричала она, узрев меня. – Волшебно выглядишь!
– Спасибо. – Я улыбнулась, подхватила ее под руку и потащила на второй этаж.
Когда вся ее валюта была благополучно конвертирована в рубли, я накапала нам кофе из кофеварки и пригласила Аллу к себе в кабинет.
– Ну, как дела? – спросила, усадив ее в кресло и устроившись за своим столом.
– Как мне все осточертело… – простонала Алла, отхлебнула кофе и устремила печальный взгляд на картину, висевшую за моей спиной.
– Понимаю… – кивнула я. – Рутина…
От рутины Аллу трясло. Нас всех от рутины потряхивает, кого чаще, кого реже, Аллу корежило через день.
– Да нет, – она отвела взгляд от картины и уставилась в свою чашку, – на работе полная задница.
Мне всегда было любопытно: отчего Алла так обожает ненормативную и близкую к ней лексику? Или не обожает, а просто намеренно формирует имидж? Мол, вы тут, букашки, возитесь со своими делишками, а мы при искусстве, можем позволить себе такое, что вам и не снилось. Ругнуться витиевато, например, в приличном обществе или еще чего… Признаюсь, порой меня это изрядно раздражало.
Тем не менее я изобразила лицом сочувствие:
– А что такое?
– Не знаешь, где делают этих современных девиц? – вопросом на вопрос ответила Алла. – Впрочем, у меня самой такое чудо подрастает.