— Не волнуйся, тетя. Я пытаюсь о ней разузнать.
Маргарет вздохнула и откинулась на спинку кресла.
— Ты ведь тоже женишься на ней лишь ради денег?
Джерард любил свою тетушку и очень ее уважал, но ее тон действовал ему на нервы.
— Не совсем так, — со сдержанным раздражением сказал он. — Но я был бы дураком, если бы не принял в расчет ее состояние, особенно с учетом моих новых обстоятельств.
Выражение ее лица мгновенно переменилось.
— О да, — смущенно сказала она. — Я почти забыла.
— Да, — пробормотал Джерард. — Если бы только мы все могли об этом забыть. Однако поскольку забыть о таком нельзя, я вынужден рассматривать кандидатуру леди Хоу на роль своей будущей жены.
— Конечно, — тут же согласилась тетя. — Конечно, ты должен. Хоу умер в прошлом году, как мне кажется… Я не могу припомнить, от чего и когда именно. Новый виконт — красивый парень, молодой и серьезный. Старый Хоу если не продал дьяволу душу, так уж заложил ее точно, а вот молодой Хоу — полная ему противоположность, как говорят. — Маргарет посмотрела на него с довольной улыбкой. — Но конечно, тебе стоит спросить Клариссу! Она знает все обо всех и обожает делиться тем, что знает. Она обычно заходит в гости по утрам, так почему бы тебе не подождать и не расспросить ее?
Меньше всего на свете Джерарду хотелось болтать с закадычной подругой тетушки леди Клариссой Эклстон, которой всегда удавалось узнать о частной жизни других больше, чем имеет право знать посторонний. Однако если кто и мог рассказать ему о леди Хоу, так это леди Эклстон.
— Хорошо, — сказал Джерард без особого энтузиазма.
Маргарет лишь улыбнулась в ответ и выпроводила его за дверь.
— Доверься мне! — крикнула она ему вслед, когда Джерард направился к лестнице. — Кларисса точно знает, кто есть кто.
Джерард направился в гостиную ждать леди Эклстон, пока его тетя одевалась. Дворецкий принес ему кофе, горячего и очень крепкого, и Джерард, взяв чашку, подошел к окну, где, потягивая вкусный напиток, обдумывал то, что принесло ему сегодняшнее утро.
Что самое важное, леди Хоу действительно была богата, и в этом она его не обманула. Ее состояние действительно являлось ее главным достоинством, даже с учетом повисших двадцати тысяч фунтов. Джерард полагал, что смог бы неплохо прожить на шесть или семь тысяч в год — проценты от ее наследства плюс доставшаяся ему доля материнского приданого. Он мог бы продолжать делать военную карьеру, и скорее всего его жену это вполне бы устроило. Их не связывали никакие теплые чувства, и леди не подавала никаких признаков того, что надеется на перемены в этом смысле. Кэтрин Хоу держалась с ним так, словно вообще не желала, чтобы он к ней прикасался, что, к несчастью, вызывало у него желание поступить вопреки ее воле, просто чтобы посмотреть, что из этого получится. Все то время, пока они общались, она куталась в плащ, и потому он не имел ни малейшего представления о ее фигуре. А неведение лишь подогревало его интерес. Что, если, женившись на женщине с неприметным лицом ради денег, он вдруг обнаружит у нее умопомрачительное тело?
Но мечты мечтами, а опираться надо на факты. У нее есть деньги, которые ему нужны, но чего еще от нее ждать? Подарит ли она ему спокойную, размеренную жизнь или наградит бесконечной головной болью из-за той проклятой ссуды? И что она за женщина: капризная и властная, или добродетельная и чуткая, или покорная и тихая? Джерард признавал, что выбор у него невелик, но он хотел по крайней мере знать, что получит, прежде чем связать с ней свою жизнь. Не брать же кота в мешке.
О прибытии леди Эклстон доложили, как только тетя Маргарет спустилась к нему в гостиную. Гостья была такой, какой Джерард ее запомнил: полная противоположность Маргарет, пухлая и раза в два разговорчивее его тети. Глаза у нее загорелись, когда она его увидела, и Джерард в течение добрых десяти минут терпеливо отвечал на ее вопросы о здоровье его и братьев, о том, не пал ли он духом в связи с кончиной отца, и даже о том, как отреагировало его командование на постигшее его горе. Очевидно, она имела в виду смерть отца. Как будто она не знала, из армии обычно не увольняются, чтобы всецело предаваться трауру. Начальство дало ему отпуск, но лишь после того, как он объяснил им свои обстоятельства и дал понять, как они его обяжут, согласившись возвратить его взнос в том случае, если ему не удастся уладить вопрос[2]. Да и война еще не была закончена.
— Джерард согласился посидеть с нами сегодня, потому что ты нужна ему, Кларисса, — сказала Маргарет, с улыбкой посмотрев на него.
У леди Клариссы от восторга загорелись глаза и открылся рот.
— Правда? Неужели? — Джерард попытался было что-то сказать, но она не дала ему и слово вставить. — Это имеет какое-то отношение к тем ужасным сплетням о вашем отце? О, каким шоком это стало для вашей драгоценной тетушки! Я надеюсь, что вы и ваши братья сделали все, чтобы прекратить подобные измышления. Это так вредно для здоровья Маргарет!
Джерард посмотрел на тетю с тревогой, и та со вздохом махнула рукой.
— Перестаньте, Кларисса, — сказала она. — С моим здоровьем все в порядке. И прошу вас, не говорите… об этих пошлых сплетнях. Джерард хочет кое-что узнать об одной леди.
— Леди! — восторженно выдохнула Кларисса. Ее притворное сочувствие мигом улетучилось. — О какой именно леди, дорогуша?
— Леди Эклстон, вы не должны никому ни словом обмолвиться об этом разговоре, — предупредил Джерард. — Я вынужден на этом настаивать.
— Конечно, конечно! — воскликнула она. — Никому и никогда! Все останется строго между нами.
Джерард опасался, что леди Эклстон забудет о своем обещании еще до того, как ступит за порог дома его тетушки, и теперь в Лондоне каждая собака будет знать, что он охотится за состоянием леди Хоу.
— Я хочу узнать о некоей леди, — уклончиво начал Джерард, — но если она мне откажет… Ну, вы же знаете, все эти слухи о моем отце… — Он замолчал, сделав вид, что избыток чувств мешает ему продолжать.
— О! — выдохнула она, округлив глаза. — Я понимаю. Разумеется, я никому ни слова не скажу. О ком вы хотите знать? Кто эта счастливица? — Леди Эклстон заерзала на стуле, ноздри ее раздувались, как у гончей, почуявшей дичь.
— Леди Кэтрин Хоу, — сказал Джерард, стараясь не думать о том, как много общего у леди Эклстон с охотничьей собакой. — Мне нужна любая информация. Расскажите все, что вам о ней известно.
— Хоу, Хоу, — задумчиво пробормотала леди Эклстон. — Мне действительно знакомо это имя…
— Вы его знаете, Кларисса, — сказала Маргарет. — Молодой фанатик.
— О! Люсьен Хоу! — Глаза ее победно блеснули. Она вся светилась от счастья, когда вновь повернулась лицом к Джерарду. — Ну конечно, я его помню. Так что насчет него?
— На самом деле мне бы хотелось разузнать о леди Хоу, — напомнил ей Джерард, — но что вы можете поведать мне о Люсьене Хоу?
— Пуританин, — сразу сказала она. — Ему бы следовало родиться лет сто, а то и двести назад. Он из числа кальвинистов или методистов, не знаю точно. Одним словом, он принадлежит к той секте, которая хочет запретить танцы, пение и ленты на дамских шляпках. Ей-богу, жаль, потому что он слишком хорош собой и слишком молод, чтобы так мрачно смотреть на жизнь.
— То есть он не мот и не ловелас?
— Нет, нет, совсем нет. — Леди Эклстон протянула Маргарет чашку, чтобы та подлила ей еще чаю, что Маргарет и сделала, и тогда Кларисса угостилась еще одним печеньем. — Совсем наоборот. Я слышала, что он даже слишком серьезно относится к своему новому титулу и тем обязанностям, которые он налагает. Какая жалость, право, что красивый молодой виконт оказался таким занудой. Что сталось с теперешней молодежью? — Она неодобрительно прищелкнула языком и покачала головой, отчего ее рыжие с проседью кудряшки подпрыгнули. — В мое время привлекательный молодой человек со средствами ни за что не стал бы проводить вечера на религиозных собраниях вместо того, чтобы радоваться жизни. Мой отец говаривал, что от избытка проповедей страдает селезенка, но он был из вигов, а они, как вам известно, не слишком уповали на религию.
2
В Англии продажа чинов началась в 1683 году. Производство офицеров как в первый, так и в последующие чины обуславливалось взносом определенной суммы денег. При производстве в полковники все взносы возвращались; оставлявшие службу ранее теряли их. При этой системе быть офицерами могли только очень богатые люди, и раз поступившие невольно удерживались на службе. Система была отменена только после 1871 года.