В отличие от романского искусства готический стиль поражает своим единством, цельностью своих художественных проявлений; готический стиль более зрелый, отстоявшийся стиль, чем стиль романский. Начиная с собора с его скульптурными украшениями и витражами вплоть до убранства алтаря, дарохранительниц, распятий, стульев, окладов священных книг и миниатюр — решительно все подчиняется одному закону стиля. Даже памятники светского искусства, которые в условиях развития городской культуры стали все более многочисленны, дворцы, ратуши, крытые рынки, госпитали, жилые дома, мосты, ворота, камины, шкафы, стулья, костюмы, шкатулки, изящные шахматные фигуры несут на себе отпечаток того стиля, который с наибольшей полнотой проявился в строительстве готических соборов. В развитии готического стиля соборам принадлежало руководящее значение, так как только в соборах были оправданы высокие шпили, башни и многие другие черты готической архитектуры, которые зодчим не без труда приходилось применять и в зданиях другого назначения.
При всем том нужно отметить, что во всех готических произведениях можно уловить особенную, чисто готическую устремленность, заостренность форм, тонкость извилистых линий, филигранную ажурность узора. Готические художники проявляют в этих произведениях высочайшее мастерство, превосходящее своей изысканностью неуклюжие предметы романского стиля, вроде бронзовых подсвечников и лиможских эмалей XII–XIII веков с их тяжелыми литыми фигурами. Готические мастера умели подчинить своему замыслу материал, сделать его незаметным, будет ли это слоновая кость, золото или дерево. При этом самые мелкие предметы, вроде изящных дарохранительниц, являются подобием готического собора в целом и даже нередко снабжаются башенками, фиалами, прорезными узорами и крестоцветами.
Готический собор называли каменной энциклопедией. В своем романе «Собор Парижской богоматери» Виктор Гюго сравнивает собор с гигантской книгой. Со своей стороны, средневековая книга, роскошная готическая рукопись, является своеобразным подобием архитектурного сооружения (205, ср. 193). В ней исчезает тяжеловесная торжественность оттоновских и романских рукописей: все становится более дробным, изящным, ажурным, колким. Текст обычно располагается вытянутыми колонками, как готические башни. Стройные орнаментальные полоски служат стержнем композиции, тонкие усики и завитки плюща вырываются из архитектурной рамки и оживляют поля страницы. Многофигурные композиции, иллюстрирующие текст, включаются в орнамент или в заглавные буквы, вплетаются в узор, сливаются с ним, почти как звериные мотивы, отголоски варварского орнамента, как готические статуи сливаются с архитектурой храма. Страница расцвечивается яркими красными и синими буквами, оживляется блестками золота и мелким пестрящим рисунком готического шрифта. Беспокойный, угловатый ритм глубоко отличает весь стиль готического искусства книги от более спокойного, ясного и классического стиля византийских лицевых рукописей (ср. 138). На Западе рукописная, да и печатная книга позднее никогда не достигала такой художественной высоты и цельности, как в эпоху готики.
Готическая книжная иллюстрация, миниатюра, достигает своего расцвета в XIII веке. Ее лучшие образцы вышли из парижской школы. Одно из выдающихся произведений парижской школы — это псалтирь Людовика Святого. Все миниатюры ее обрамлены одним архитектурным мотивом, и это вносит стройность в повествование (206). В фигурах много грации и движения; линии мягко струятся, извиваются, сливают фигуры друг с другом. В этом отношении готическая миниатюра глубоко отличается от миниатюры иранской, в которой фигуры, как яркие цветы, брошены на плоскость страницы (ср. 150).
Плавность и слитность линий в готической миниатюре повышает единство действия, выражает как бы внутренние силы, заключенные в предметах. Однако это выражение жизни в готической миниатюре мало связано с темой изображения. В миниатюре «Иефай встречает свою дочь» представлено, как царь-победитель, давший обет принести в жертву первого встречного, глубоко огорчен тем, что встретил свою дочь. В миниатюре можно видеть, как царь рвет на себе одежду, но острота драматического момента в миниатюре не выражена. Изящные и стройные, как у Ботичелли, девушки, торопливой иноходью выступающий конь и мелькающий узор стрельчатых арок — все исполнено плавного ровного движения, но ни на одной фигуре, ни на одном жесте не поставлено ударения. Сходный готический, немного вычурный узор заметен в готических рельефах из слоновой кости с их дробной игрой пятен и линий.