Этим замыслом объясняется преобладание в рельефах Дмитриевского собора вполне определенных мотивов. Среди них мало мотивов борьбы, проявлений соперничества, ненависти и ожесточения и гораздо больше мотивов, рисующих благоустройство мира. Не будучи в силах разуверить паству в существовании языческих богов, русалок, упырей и тому подобных существ, духовенство утверждало, будто все они после победы христианства вступили в союз с дьяволом. В народе получило распространение мнение, будто и сам дьявол при встрече с человеком принимает полузвериный облик. Однако в Дмитриевском соборе нет и следа подобного рода демонологии. Звери в большинстве своем как разумные существа участвуют в общем торжестве, сливая свои голоса с радостной песней Давида.
10. Рельефы Дмитриевского собора во Владимире
Мастера Дмитриевского собора выразили свои представления о мире не только в выборе сюжетов, но и в композиции, в самом расположении рельефов на стенах здания. Почти на каждом прясле стены они выделили главное лицо, вроде запевалы Давида, придавая ему более крупные размеры и оставляя вокруг него пустое поле. Окна использованы для тех же целей, так как находятся в центре прясла, подчеркивают его среднюю ось и служат для главного персонажа чем-то вроде подпоры. Остальные фигуры располагаются поясами и сплошь заполняют всю верхнюю часть стен. Каждая фигура соответствует отдельному камню. Вся композиция в целом так же наглядно складывается из отдельных мотивов, как и стена из отдельных плит.
Но мастера не ограничились подчинением рельефов технике кладки. Главный эффект композиции достигается тем, что фигуры людей и животных по своему силуэту похожи на очертания чередующихся с ними декоративных растений со стеблем посредине и пятью расходящимися от него ветвями. Даже очертания всадников на конях очень похожи на силуэт этих растений. Вот почему вся композиция Дмитриевского собора допускает двоякое восприятие. На близком расстоянии в ней легко разобрать каждую отдельную фигуру, ясно переданную в плоском, слегка подцвеченном рельефе. Но стоит отойти на некоторое расстояние, и все они сливаются воедино, причем как живые существа, так и заполняющие пустое место между ними травы образуют единый ажурный узор, одну орнаментальную ткань, создавая этим впечатление нераздельного единства всей природы. Подобного понимания композиции мы не находим ни в одном другом из более ранних храмов Владимиро-Суздальского княжества, ни тем более в других странах Европы и Азии.
Полуязыческие, полусказочные мотивы украшали во Владимиро-Суздальском княжестве только наружные стены храмов. Внутри допускались лишь изображения изнывающих под грузом львов на капителях. В остальном все пространство внутри храма было предоставлено живописи. Владимирские фрески и иконы решительно отличались по своим сюжетам и характеру от современных им рельефов.
В отличие от скульптуры живопись Владимиро-Суздальского княжества придерживалась церковно-канонической иконографии, следовала киевской традиции, и потому в нее трудно было проникнуть народным представлениям, которые так ясно давали о себе знать в скульптуре.
Остатки живописи XII века имеются в Успенском соборе. Но наиболее значительным живописным циклом Владимиро-Суздальской земли являются стенные росписи Дмитриевского собора во Владимире (11). Правда, до нашего времени сохранилась только незначительная их часть, по которой трудно составить себе представление о целом. Но несомненно, что по своему замыслу и характеру выполнения эта роспись решительно отличается от наружного убранства храма. Рельефы Дмитриевского собора дают представление о мировой гармонии, как она рисовалась воображению людей XII века. На внутренних стенах храма с замечательной силой увековечена была одна из самых драматических и мрачных сцен христианской иконографии — страшный суд. Фигура грозного судии не сохранилась, нет следов и изображений мучений осужденных. Сохранились лишь группы апостолов по бокам судьи, группы праведников, идущих в рай под водительством апостола Петра, и изображения трех старцев — Иакова, Авраама, Исаака, сидящих под сенью райских деревьев и окруженных младенцами, символизирующими души праведников.
Во все эти фигуры мастера Дмитриевского собора вложили тот страх, ту тревогу, то сознание своей греховности, которые у людей того времени были сопряжены с ожиданием страшного суда. Апостолы Дмитриевского собора — это ряд превосходных по исполнению, глубоких по психологической характеристике человеческих образов. Среди них выделяются Павел с высоким лбом и крючковатым носом, Андрей с всклокоченными волосами, задумчивый Матфей, суровый Марк. Даже юный апостол Филипп, с его красивым овалом лица, отмечен печатью необычайной серьезности. Лицо каждого апостола Дмитриевского собора отличается почти индивидуальными чертами. На всех лежит отпечаток одного психологического состояния. Все они сидят прямо, напряженно; это судьи, изведавшие пучины человеческого греха, проницательные, справедливые и вместе с тем суровые, неподкупные, почти безжалостные.