Луи Обер в апреле 1924 года тоже отправился в Берлин. Он был значительной фигурой во французском послевоенном кинематографе, как крупный прокатчик, основатель зала «Обер палас» и создатель разветвленной сети кинозалов, где демонстрировал многие иностранные фильмы, преимущественно итальянские. В 1920 году он добился исключительного, поистине небывалого успеха с фильмом «Атлантида», купленного им на выгодных условиях для своих вкладчиков. Затем он занялся кинопроизводством, что побудило его начать в 1924 году переговоры с «УФА», и, вернувшись из Берлина, он заявил:
«Я жду в будущем появления европейского фильма, который, сохраняя и подчеркивая свою национальную индивидуальность, создаст, однако, значительную продукцию, способную противостоять мощной конкуренции Америки. Мы не против Америки, но мы хотим иметь свое место под солнцем».
Он не бросал слов на ветер. Двумя большими событиями в парижской кинематографии стали демонстрация в 1925 году прокатчиком Обером фильма «Зигфрид» Фрица Ланга, выпущенного «УФА» и имевшего значительный успех, и торжественная премьера в зале «Опера» фильма «Саламбо», снятого Обером в Вене, несомненно на совместных началах, дорогостоящей и бездарной ленты, потерпевшей полный провал.
Французская кинопресса, которая в 1921 году вела кампанию против «фильмов, снятых бошами», с энтузиазмом встретила «смелую инициативу создания европейского фильма», о чем свидетельствует убедительная статья Поля де Ля Бори («Синэ-магазин», 9 января 1925 года):
«Честь этой инициативы принадлежит Делаку, Вандалю и Оберу во Франции и Поммеру в Германии. Это начинание было отмечено банкетом после демонстрации «Парижа» (фильма Обера. — Ж. С.), когда Обер заявил, что благодаря его соглашению (он сказал даже — ассоциации) с берлинским обществом «УФА», а также благодаря содействию других европейских фирм нашим фильмам обеспечен прокат на всех экранах Европы.
— Господа, — сказал Обер, — сегодня мы празднуем в некотором роде рождение европейского кинематографа.
И всегда хорошо информированный «Синэ-магазин» сообщил в следующем номере, что такого же рода соглашение было заключено между «Пате консортиум» и «Синэ-роман», с одной стороны, и «Консортиум Вести-Синэ-Франс» — с другой, для Германии, а точнее, для всех стран (кроме Америки), где у «Вести» есть филиалы.
И вот европейский фильм получает серьезную поддержку… Если мы вспомним, что невозможно разумно и честно обеспечить производство сколько-нибудь значительного фильма без уверенности, что он будет показан на всех европейских экранах, то мы сразу поймем, как сильно этот вопрос интересует всех друзей кино.
Мы надеемся, они понимают, что такие франко-германские соглашения не должны рассматриваться с политической точки зрения. Речь идет о том, что надо знать, как именно другие организуются, чтобы действовать, расти и процветать, если мы не хотим оставаться в изоляции и в итоге беднеть, хиреть и в конце концов прийти в полный упадок, освободив место нашим соперникам».
«Вести» (Венгеров и Стиннес) был мощный концерн, известный своими связями с крупным немецким промышленником Хуго Стиннесом. Вскоре после его смерти (в апреле 1924 года) руководители фирмы в течение лета вступили в контакт с «Пате консортиум» и предложили внести несколько миллионов в его престижную продукцию. В октябре 1925 года «Вести» кончила свое существование. Но ее проекты и контракты перешли к «УФА», которая подписала соглашения о совместном производстве с Сапеном и «Синэ-роман».
Бездействие крупных французских киностудий привело к их использованию несколькими немецкими фирмами. Макс Мак в Бют-Шомон, в студиях Гомона, вел съемки фильма «Мадам Пютифар» для берлинской фирмы «Акциен гезельшафт фюр фильм», когда в апреле 1924 года туда пришло известие, что Леон Гомон подписал контракт с «Метро — Голдуин».
Сначала говорили лишь о простом договоре по прокату во Франции картин американской фирмы, но несколько месяцев спустя стали говорить, что французское предприятие было поглощено мощной американской компанией, и это вызвало сильное волнение в корпорации (кинематографистов), которых «Синемато» старалась успокоить в объяснении, данном его новым директором Пьером Арле (30 мая 1925 года):
«Когда мсье Гомон подписывает контракт с «Лоев-Метро», он облегчает ввоз во Францию иностранного товара. Это так. Но когда указанный товар обращается в стране, он тащит за собой доллары до тех пор, пока не начнет приносить только франки… Эти доллары циркулируют и дают приплод. Кто же ими пользуется? Кто на них живет? Иностранцы? Ничего подобного. Французские работники получают на эти доллары приличное жалованье. А если бы эти доллары не пересекли Атлантический океан, они остались бы без работы… Как сказал господин Шлесс, директор «Фёрст нэйшил», «это нашествие странным образом благоприятно».
Оборот, который приняли соглашения «Гомон — Метро — Голдуин», вызвал, как сообщает тот же номер «Синемато», бурную реакцию внутри Профсоюзной кинематографической палаты (основана в 1912 году продюсерами, прокатчиками и киноинженерами) и связанных с ней промышленных предприятий. На собрании под председательством Жюля Демариа «многие возмущались тем, что одно из самых старых французских предприятий перешло в руки американского промышленника». Один из редакторов «Синемато», посланный в Бют-Шомон, не застал там Леона Гомона, путешествовавшего по Испании, но получил следующее заявление от мсье Костиля — «правой руки» Гомона: «Не было и речи о продаже чего-либо «Метро — Голдуин». Мсье Леон Гомон хотел просто обеспечить своему предприятию снабжение фильмами программ, которые он не мог заполнить собственной продукцией, даже прибегая к помощи других французских предпринимателей.
Ведь ни для кого не секрет, что предприятия Гомона отказались выпускать фильмы, за исключением продукции Фейада, которую продолжает зять Гомона — Морис Щанпре. За это нас ругают, однако платит не тот, кто советует. Мы не собираемся бросать на ветер деньги наших акционеров, производя фильмы, которые, выйдя на французский и несколько мелких европейских рынков, не позволят нам справедливо возместить вложенный капитал.
К тому же наши соглашения временные, — добавил мсье Костиль, указав, что они заключены на пять лет и касаются всей сети кинозалов, имеющихся у фирмы во Франции, в Бельгии, Швейцарии, Северной Африке, Сирии, Палестине и Египте».
В ответ на вопрос, заданный ему немного позже в Барселоне, Леон Гомон подтвердил, что он подписал контракт с американцами, исходя из принципа «лучше объединиться, чем драться», и что он не намерен отказываться от производства навсегда; выгоды этой сделки позволят ему через несколько лет купить кинозалы во всей Европе, и на этой базе можно будет восстановить производство во Франции.
Заявление его отнюдь не принесло успокоения, особенно тогда французское общество приняло фирменный знак «Г. М. Г.» («Гомон — Метро — Голдуин»), а «Гомон палас», в то время самый вместительный кинозал в Европе, стал называться «Гомон — Лоев — Метро-палас».
Группа «Сапен — Пате консортиум», которая в ту пору вела переговоры с Берлином, воспользовалась этим обстоятельством и начала яростное наступление на Гомона, напечатав в октябре-1925 года в газетах «большой пятерки» парижской прессы и ряде провинциальных газет решительный протест, который был прокомментирован Жаном Виньо, директором еженедельника «Синэ-мируар», принадлежащего газете «Пти паризьен», одной из «большой пятерки».
«В мире кинематографа только и разговоров, что о наступательном союзе, заключенном несколькими американскими предприятиями, среди которых мы видим и представителей одной французской фирмы.
Этот союз ставит себе целью решительно конкурировать на французских экранах с национальным фильмом (читай — выкинуть с экрана), так как он, видите ли, занял там слишком много места, по мнению этих джентльменов, привыкших всюду чувствовать себя хозяевами, и помешать развитию французской кинопромышленности.
Эта дерзкая попытка, несомненно, вызовет у всех членов нашей корпорации решительный протест, какого эта попытка и заслуживает, и заставит нас наконец объединить наши еще разрозненные силы.