Во времена Фукидида в Этолии три главных племени с многочисленными подразделениями их жили неукрепленными деревнями, имели легкое вооружение, а в трагедии Еврипида воспитатель говорит Антигоне, что все этоляне носят легкие щиты и весьма искусно метают дротики, — также остаток глубокой старины119*. С течением времени этолийские племена все более сближались между собою и, наученные опытом, хранили свое лучшее вооружение в Ферме, месте союзных собраний, хорошо укрепленном природою. При первом вторжении в Ферм (218 г. до Р.X.) Филипп V нашел в портиках тамошнего храма огромное количество оружия. Благодаря этому любая ярмарка или народный праздник, любое союзное собрание этолян могло в случае нужды обратиться в военное ополчение и тотчас двинуться в поход или встать на защиту родной страны120*. Но то, что входило в обычай и ловкость в чем прославлялась поэтами как доблесть в так называемое героическое время, казалось позднейшим эллинам и римлянам, особенно Филиппу V, Полибию и Ливию, бессмысленною жестокостью, этолийскою алчностью, исключительною принадлежностью природы этолян, а сочинителю гимна чем-то загадочным, напоминающим кровожадность Сфинкса. С гомеровскими ахеянами сближает этолян искусство их сражаться врассыпную, один на один, а не в строю, равно как и тот обычай, в силу которого отдельные, наиболее предприимчивые личности независимо от общесоюзного постановления отправлялись во главе верной дружины за добычей и потом как бы в награду за смелость и удачу выбирались в союзные стратеги. Вожди этолян наподобие гомеровских басилеев получали большую часть добычи. Филипп, Полибий и римляне считали подобный порядок признаком нечестия и коварства, умышленным изобретением ради безнаказанного совершения насилий и грабежей121*. Много архаического сохранилось и в их вольном политическом строе. Дольше прочих эллинов жили они в стороне от исторического движения в малодоступных горах и оставались безучастными к успехам образованности, которые создавали, правда, блестящие городские республики, науку, искусства, смягчали нравы и вводили в жизнь более определенные правовые отношения, но вместе с тем ослабляли первоначальные устои политического общежития и затрудняли совместные действия эллинов в случаях общей опасности.
К несчастью для этолян, из среды их не вышло историка, который дал бы нам повествование об учреждениях их и деяниях, по крайней мере столь же обстоятельное и правдивое, какое Полибий оставил об ахейской федерации. Полибий и Ливий — не беспристрастные дееписатели этолян, к тому же чуждые понимания давно пережитых другими эллинами бытовых отношений. От того история этолян, как выражается Страбон, остается во многом неясною. В столкновениях с более развитыми народами, были ли то эллины, или македонские владыки и римский сенат, этоляне не раз оказывались слишком простодушными, обманутыми в своих расчетах, неразумеющими положения дел122*, а не расположенные к этолянам историки не могут скрыть ни похвальных проявлений их храбрости, ни заслуг перед Элладою, ни вражды их к изменникам, хотя бы и послужившим на пользу им. Полибий рассказывает, что по вторжении в Кинефу этоляне прежде всего умертвили предателей, впустивших их в город; он же признает за ними и умение быть благодарными за оказанные им услуги123*. Не слепую отвагу обнаружили этоляне в войне с римлянами, но необыкновенную стойкость и военную изобретательность, когда нужно было защищать Амбракию против консула М. Фульвия Нобилиора, или когда они в течение двух месяцев доблестно выдерживали осаду римлян в Навпакте (189 г. до Р.X.). Сам Полибий устами Ликиска не отрицает того, что этоляне достойным образом защищали Элладу от галлов124*. В память этой победы этоляне установили в Дельфах, благодарственное празднество за спасение; по этому случаю афиняне и хиосцы поспешили отправить посольства свои к союзу этолян для торжественного признания нового праздника, что было вместе с тем выражением благодарности могущественному народу: факт этот засвидетельствован двумя надписями125*. Битва при Киноскефалах (197 г. до Р.X.) решена в пользу римлян этолийской конницей, как о том свидетельствуют Полибий и Зонара126*. По словам Плутарха, в то время среди эллинов было весьма распространено стихотворение, в котором главными виновниками поражения македонян в этой битве назывались этоляне. По изображению Полибия и Ливия, хотя не по мнению их, нападки этолян на римлян за то, что те не освободили эллинов, а только наложили на них новые кандалы, побудили римский сенат вывести гарнизоны из Коринфа, Халкиды и Димитриады. Уверения этолян, что освобождение Эллады римлянами было мнимое, историки эллинский и римский называют клеветою, но клевета вполне подтвердилась дальнейшими событиями, да и в то время принимались с доверием большинством эллинов127*. Вообще отвага этолян вошла в поговорку, хотя Полибий и говорит о ней в тоне неодобрения128*. В отношении храбрости и военного искусства этоляне до последнего времени оставались такими же, какими они показали себя в борьбе за свободу с Филиппом, Александром, Антипатром, Кассандром и прочими македонскими вождями, и еще раньше в период пелопоннесской войны с афинянами. Уже Гомер называет их стойкими в битве; ту же любовь к свободе и то же упорство в борьбе за нее показали потомки этолян в последней освободительной войне при защите Мисолунги. Словом, уже отсюда ясно, что этоляне были не только хищники, каковыми являются они в суждениях Полибия и в оценке большинства новых историков. Разумеется, и защитники этолян, как Лукас, Брандштетер, Ларош, заходят слишком далеко. Тем и другим недостает строго исторического понимания предмета: занятие разбоем и грабежом в среде гомеровских ахеян не исключало ни истинно гражданских доблестей, ни общественных привычек и порядков, которые развились впоследствии в систему республиканских учреждений. Эта самая вольница хищников или хотя бы клефтов, как называют их Дройзен, Герцберг, Моммзен, вела неустанную систематическую борьбу с македонскими царями и вождями, дала новую организацию дельфийской амфиктионии, заключала союзы с другими народами, более всего с афинянами, распространила свое союзное устройство на значительную часть Эллады, наконец, выработала политические учреждения, во многом отвечавшие общеэллинским требованиям времени, весьма сходные с учреждениями другой федерации, ахейской, в некоторых отношениях даже превосходившие эти последние по степени целесообразности.
Первый знаменательный факт в истории этолян — ассимиляция с ними нескольких племен, частью эллинских, частью инородных, хотя и родственных эллинам.
Первоначальная или древняя Этолия, спускавшаяся к Коринфскому заливу между реками Эвеном и Ахелоем, на севере занимавшая гору Аракинф и области озер Трихониды и Гирий, составляла не больше одной трети той обширной области, которая носила имя Этолии в историческое время, только юго-западный угол этой последней; остальные две трети были добавочною, или приобретенною, Этолией129*. В таком же приблизительно отношении, если не большем, находились собственные этоляне к прочим частям населения, вместе с именем этолян усвоившие себе, разумеется, и некоторые бытовые черты их. Способность этолян к ассимиляции проявилась прежде всего в слиянии с ними под одним именем прежних обитателей древней Этолии: гиантов, куретов, эолян; эти последние дали было самой стране название Эолиды, памятное еще во время Фукидида и Ксенофонта, а куретов Страбон называет племенем этолян в том же смысле, «как офионян, агреев, эфританов и многих других»130*. В «Илиаде» этоляне выступают как один народ под управлением легендарного басилея Фоанта, сына Андремона, «чтимого как бог у своего народа». Он привел с собою под Трою храбрых, стойких в битве жителей Плеврона, Олена, Халкиды, Пилены, Калидона. Сам всегда бодрый духом, Фоант воодушевляет и других воинов, «забывающих доблесть», словом и примером. Желая ободрить Идоменея, Посейдон обращается к нему с укоризною и при этом принимает облик и голос Фоанта. Другой, еще более знаменитый герой ахейцев, бесстрашный в бою, мудрейший в совете, любимец Афины, Диомед — этолиец по происхождению: он — сын Тидея, внук калидонского царя Ойнея. Отец его женился на дочери аргивского владыки Адраста и принимал участие в походе на Фивы. В «Илиаде» же устами Нестора рассказывается прославленная в легендах война между куретами и этолянами с участием Мелеагра, другого сына Ойнея131*. С именем Ойнея связано сказание о водворении Дионисова культа в Калидоне, как и в прочих частях Эллады; местом рождения другого общеэллинского божества Аполлона почиталась гора Этолии Ортигия, название коей перешло потом на Делос и прочие Ортигии, присвоившие себе честь места рождения Аполлона132*. Весьма возможно, что позднейшие притязания свои на заведование дельфийским святилищем этоляне оправдывали между прочим и ссылкою на первенство в почитании Аполлона. Имя Ортигии было одним из эпитетов Артемиды, занимающей видное место в сказаниях о калидонских владыках, а культ Артемиды Лафрии был общим культом Калидона, Навпакта и ахейского города Патр: впоследствии при нашествии галлов на Элладу жители ахейских Патр одни послали этолянам вспомогательный отряд по дружбе с ними. Есть основание предполагать, что близкие отношения существовали между этолянами и другим ахейским городом, Димою, в конце V и начале IV вв. до Р.X133*. Деятельное участие в троянской войне, почитание общеэллинских божеств, воцарение этолийца Диомеда в ахейском Аргосе свидетельствуют не только о принадлежности этолян к эллинской расе, но и о близких взаимных отношениях между ними и ахейским племенем в доисторическое время. Пелопоннес был не совсем чужд тем этолянам, которые с Оксидом во главе примкнули к Гераклидам, согласно преданию, были проводниками их в Пелопоннес и поселились в Элладе. В близком родстве элейцев с этолянами следует искать объяснения дружественных отношений между двумя народами и в занимающий нас период времени, тех отношений, в основе коих, по словам Полибия, лежали только хищнические наклонности этолян. Историк упускает из виду, что отношениями этими не меньше этолян дорожили сами элейцы, менее всего, по изображению нашего же историка, походившие на скопище грабителей или разбойников. В Олимпии была статуя элейца Килона, освободителя Эллады от тирана Аристотима, поставленная этолянами. Самое освобождение от тирании совершилось при деятельном участии этолян (266—263 гг. до Р.X.). Должно быть, с этого же времени установился и союз Элиды с Этолией, о котором упоминает Полибий134*.