Читатели не должны удивляться, что мы, основываясь на словах Агафангела, Аманора назвали богом, а не приняли его имени просто как выражение понятия: год. Мы знаем, что до сих пор в этом последнем только значении и принималось указание армянского историка[565]. Что не в одной Армении смотрели на год, как на известный период времени, и с тем вместе как на божество, которому приносили жертвы, тому доказательством служат алтари, воздвигнутые жителями Тира в честь не только Года, но и Месяца, как символов самого долгого и самого короткого времени, т. е. двух периодов, из которых большой измерялся Солнцем, а малый — Луною, т. е. месяцем (см. Religions de lantiquite par F. Creuzer, trad. I.-D. Guigniaut, t. 2, troisieme partie, note 8 du livre IV, p. 964-965).
10. Нераздельно с Арег-акн’ом — Оком невидимого Арамазда, было и божество Арев[566], *** — видимое проявление невидимого света, живительного начала всего существующего. Эпитет его — «податель жизни». В нем армяне поклонялись невидимому Арамазду, и как в языческие времена, так и теперь нередко они клянутся именем этого божества, говоря: *** = «свидетель твой Арев» или *** — «знает твой Арев»: выражения, соответствующие теперешним: «свидетель Бог, что»... «знает Бог, что»...
Судя по живучести, которую замечаем в учении о поклонении Арамазду, должно полагать, что это последнее было повсеместно распространено между жителями древней Армении. Драгоценные, хотя и весьма краткие, известия о поклонении Арев’у находим у Нерсеса Благодатного (жив. в XII в.) в его грамоте к месопотамийскому армянскому духовенству, из которой узнаем, что в городе Самосате, восемь веков спустя после принятия армянами христианской веры, продолжало еще существовать поклонение Арев’у у жителей упомянутого города, называвших себя Арев-ордик’, т. е. «Сынами Арев’а». Нерсес называет их учение: «ересью, проповедующую поклонение дэвам», ***, присовокупляя, что Арев-ордик’, любя мрак, отказались от принятия учения света и со времени Григория Просветителя не переставали пребывать в языческой вере отцов своих. Из немногих слов армянского иерарха узнаем, что эти армяне-язычники поклонялись: 1. Арег-акн’у; 2. Лусин’у; 3. звездам; 4. дереву барти (вид тополя), к которому мы возвратимся ниже и в которое вселяясь, требовали себе поклонения дэвы; и что наконец 5. женщины у них занимались ворожбой, колдовством, приготовлением различных зелий, посредством которых они разжигали преступную любовь между лицами обоего пола, предлагая их в напитках или в пище.
Из слов Нерсеса видно, что Арев-орди’к, следовательно и предки их, поклонялись, кроме Арег-акн’а, Лусин’а, Арев’а, также Звездам вообще[567] (см. упомян. Грам. Нерсеса в Полн. Сочин. последнего, Венеция, 1838, стр. 238-253).
Хотя, как выше было замечено, Ахриман, антагонист Арамазда, и не называется по имени у армянских писателей, тем не менее однако в некоторых словах, которыми последние его характеризуют, мы узнаем эпитет, придаваемый ему древними парсами. Моисей хоренский в одном месте говорит, что в начале IV века армяне поклонялись «двум почерневшим вишап’ам (= драконам), в которых вселялись дэвы (см. в его Полн. Сочин. Ист. св. дев, сопутниц Рипсиме, стр. 301-302); а мы знаем из сказаний парсов, что после неудачного нападения на царство Ормузда, совершенного Ахриманом во главе всех своих дэвов, последний должен был искать спасения в бегстве и в виде дракона бросился с неба на землю (см. Rhode, Heil. Sage, р. 174 и далее 376). Замечательно, что этим вишап’ам (= драконам), как уверяет тот же Моисей хоренский, приносили человеческие жертвы: «целомудренных дев и невинных юношей». При этом он замечает, что «дэвы, обрадованные видом крови, жертвенников, огня и источника, являли какие-то видения, сопровождаемые блеском, стуком и пляской». Историк заключает свой интересный рассказ словами: «вокруг скалы, где это происходило, были глубокие ущелья, наполненные змеями и скорпионами, с смертоносным ядом» (там же). Кажется, слова: змеи и скорпионы не требуют здесь объяснения; ибо читатель конечно знает, что эти гадины, будучи творением Ахримана, служили ему в то же время символом.
11. Кажется не будет натяжки, если из вышесказанного заключим, что армяне, поклоняясь началу добра — Арамазду, чествовали в то же время начало зла — Ахримана. И это тем более, что мы находим у них дэвов[568], служителей Ахримана, созданных последним. Если наконец вспомним, что подземное царство называется у армян джохк’, ***, напоминающее собою парсийское дузах — первоначальное место пребывания Ахримана, противоположное Горотману жилищу блаженных, соединявшемуся с первым посредством Чинвад-моста, то нетрудно будет в царе этой бездны узнать Ахримана.
вернуться
Мхитаристы не поняли, и теперь не понимают, значения богов армянского пантеона вообще и Аманора в особенности. Верный последователь их, г. Дюлорье, с ними вместе впадает в ошибку, когда он, переводя упомянутый отрывок из Агафангела, выражение этого последнего: *** «бог Аманор», передает через «le dieu de la nouvelle annee». Значит, он не подозревает существования бога, именью Аманора, у армян. В том же отрывке ученый француз дает непростительный промах, принимая ванатур — эпитет Аманора, за собственное имя отдельного божества, которому в свою очередь придает эпитет Hospitalier, производя его в какой-то «dieu Vanadour Hospitalier» (см. его Recherches sur la Chronol. armen. t. I, p. 10).
вернуться
В Харране под именем Арев’а или Уру разумели «бога-солнце» (см. D. Chwolsohn, die Ssabier... В. II, р. 288-290). Заметим кстати, что в классическом армянском языке слово арев, значит «видимый свет солнца». Корень его, без сомнения, ар, ***, который замечаем во многих арм. словах, как напр. а) в ар-ег, *** — «солнце»; b) в ер-кин, *** — «небо», состоящем из ер, ***, «кипение, жар», и кин *** — «жизнь») (отсюда кин — «жена» и кьянк’, *** — «жизнь»), и потому ер-кин вероятно первоначально значило «место, где кипит жизнь», местопребывание Арега, «солнца» — небо; с) в ер-кир, *** — «земля», состоящем, как и предыдущее слово, из ер, уже нам известного, и из кир, ***, корня глагола кр-ем, *** — «носить в себе»; и потому ер-кир первоначально должно было значить: «место, которое носит в себе жар, теплоту Арега» — земля; d) в глаголе айр-ем, *** — «жечь», сохранившем в простонародном языке, где он теперь произносится ер-ем, *** — свой первоначальный характер; е) в существительных: ер-д, *** — «дымовая труба в печи» (в англйском hearth значит очаг); ер, *** — «кипение, кипящий»; ер-андн, *** — «пыл», в переносном смысле «восторг, гнев»; в гл. ер-ам, *** — «кипеть, пылать» и пр. К семейству вышеприведенных слов, вероятно, принадлежит и слово: авр, *** — «день», которое теперь вокализируется ор, между тем как первоначально оно произносилось авр, чему доказательством служат косвенные от него падежи: авур, *** — «дня»; авурб, *** — «днем»; авурк’, *** — «дни». У мендаитов оно вокализировалось Aur (гречес. Уранос = Auran, бог Ur) и означало «божество, пребывающее над небесной твердью».
вернуться
Заметим мимоходом, что Григорий Магистрос еще в XI веке в одном из своих Посланий упоминает об Арев-ордик’. Г. Дюлорье в своем переводе Летописи Маттеоса едесского впадает в странную ошибку, называя их «поклонниками огня, которому, говорит он, народ армянский поклонялся до обращения своего в христианство» (стр. 464, примеч. 3). Странно видеть подобное смешение понятий у г. Дюлорье, который поклонение солнцу принимает за поклонение огню! Ибо в последнее время доказано учеными, что дуализм и поклонение стихиям суть две совершенно отличные одна от другой религиозные системы. Дуализм составлял древнейшее учение парсов, вместе с которыми языческие армяне исповедывали его; поклонение же стихиям составляло основу магизма, т. е. учения магов, народа скифского происхождения. Только в последствии времени магизм был внесен в Парсию, где ему не мало стоило труда амальгамироваться с чистым дуалистическим учением, которое, несмотря на это слияние, не переставало пребывать здесь религиею двора и высшего сословия, между тем как первый был распространен по селениям и составлял религию низшего сословия или простого народа. — Когда Геродот говорит, что парсы поклонялись земле, воде, огню и ветрам (кн. I, 131), он конечно описывает религию магов, распространенную, как мы сказали, в массе парсийского народа; ибо, как видно из его же рассказа, он не имел понятия о арийском веровании ахеменидов.
вернуться
Парсийская форма этого слова: даэва, санскр. — дэва. У брахманов оно значит «бог», а у парсов — «злой дух» (Eug. Burnouf, Yacna, t. I, p. 8). В санскрите djaus (род. Divas, дат. dive, винит. divam, зват. djaus) значит «coelum» — небо, и по звуку своему близко подходит к греческому Zeus, к германскому Tius. Древней форме косвенных падежей слова Zeus (dios, dii, dia) соответствует латинское Iovis, Iovi, Iovem, из которых делает исключение именит. Iu, Ius, сохранившееся только в сложном Iupiter, Iuspiter; а это Ius, Iovis не что иное как смягчение полной формы Djus, Djovis. Как греческое Zeus, так и латинское djus, выражают одно и то же понятие: «небесное божество», «олицетворение неба». Dium, divum — «сводообразное небо», а Zeus — «сын неба». Кроме djaus, zeus и Iupiter мы находим еще слова: devas, theos и deus, которые выражают отвлеченное представление: «божество». К латинскому deus близко подходят германское Tius, Ziv. В Эдде встречается множественная форма tivur, означающая боги, герои. — Новоперсидское див, русское див и диво имеют своим корнем див — «небо», собственно означающее: "блестящий (в этой первоначальной форме оно сохранилось и в армянском тив, *** — день; от него же происходит лат. dies, вероятно и русское день), от которого дэва — «небесный» (см. Jacob Grimm, Deutsche Mythologie. cap. IX, p. 175-176; — W. Mannhardt, Die Goetterwelt der deutschen und nordischen Voelker, I Band, Berlin, 1860, p. 57; — Max Mueller, Wissenschaft der Sprache, erste Vorlesung, p. 10). Несмотря на это небесное свое происхождение, даэва в учении Зороастра представляет собою начало зла, след. служителей Ахримана. Бюрнуф объясняет это превращение доброго духа в духа зла антогонизмом, возникшим между поклонниками Брамы и последователями Зороастра вследствие отделения этих последних от индийцев и оставления древнего своего отечества. Последствия этого антогонизма отразились на религиозном веровании парсов: добрые божества индийцев в учении Зороастра являются злыми, и наоборот злые божества браманистов в Вендидаде изображаются добрыми.