У Моисея хоренского мы читаем, что древние армяне, подобно многим восточным и древне-западным народам, имели священные рощи, где они поклонялись священным деревьям. Древнейшая роща в этом роде была насаждена Араманиаком, сыном Хайка, за 2000 с лишком лет до Р. X., в айраратской провинции, на берегу реки Ерасха (Аракса) недалеко от холма, на котором впоследствии сын его, Армаис, построил город Армавир[575], первую и древнейшую из армянских столиц. Деревья, насажденные Араманиаком, Моисей хоренский называет соси, *** — «род серебристых тополей». В таинства поклонения этой рощи первоначально посвящались только избранные мужи, как напр. Анушаван, сын Ары, — «муж, богато одаренный от природы и многоумный», вследствие чего и прозванный Сосаневер, ***[576]. В этой роще армянские жрецы гадали по шелесту листьев упомянутых тополей подобно додонским жрецам, гадавшим по движениям «многоязычного» — полиглоссос — «пророчествующего дуба» — quercus fatidica. — «Колебания листьев этих деревьев, говорит Мар-Абас Катина, при тихом или сильном дуновении ветра в течение многих веков составляли науку гадания в земле армянской» (М. хорен. кн. I, гл. XX).
Рядом с деревом соси древние армяне поклонялись и дереву барти, *** — особому виду тополя, которого к сожалению с точностью определить не можем. Поклонение этим деревьям, с ними быть может и другим, продолжалось не только во времена язычества, но и много спустя после введения христианства в Армении. Так напр. мы видим, что горсть Арев-ордик’ — «Сынов Арева» (см. выше стр. 277), сохранивших языческие свои верования до XII столетия по Р. X. в Самосате, в Месопотамии, вместе с поклонением Арев’у поклонялись и дереву барти. Патриарх Нерсес Благодатный, сохранивший нам это известие, говорит, что дэвы входили в этого рода деревья и от людей требовали поклонения (см. его Посл. Венеция, 1838, стр. 238-253). Ясно, что Нерсес говорит здесь общими местами и с полным пренебрежением к учению «Сынов Арева», и таким образом лишает нас возможности составить себе точное понятие о воззрении Арев-ордик’ на барти — предмет их поклонения. Ибо мы знаем, что и у других народов древнего и нового мира деревья нередко служили символом понятий отвлеченных. В Индии священная смоковница была символом производящей и творящей силы природы (см. у Creuzer’a t. I, premiere partie, liv. I, ch. II, pp. 140-150). Во Фригии и в Риме во время весеннего равноденствия в праздник матери богов посвящали ей сосну, в Финикии подобная честь отдавалась кипарису; в древней Скандинавии, а именно в южной Швеции — тиссовому дереву наравне с другими деревьями, каковы: дуб, ясень (— Yggdrasil в Эдде), сосна, бук и ореховое дерево[577], в которые входили духи и которым северные жители Европы и германские племена в особенности приписывали чудесную силу (см. J. Grimm, Deutsche Mythologie, II Band. cap. XXI, р. 617-619; — Les etudes et les decouvertes archeologiques dans le Nord, A. Geffroy, Revue des deux mondes, novembre 1862, pp. 154-176; — Die Ssabier und der Ssabismus, B. II, p. 223-225, not. 241). Вероятно и деревья: соси и барти, бывшие за 2000 лет до Р. X. в большом уважении и у древних армян, первоначально служили видимым выражением идей высшего порядка. За недостаточностью дошедших об этих деревьях сведений они утратили для нас смысл священного своего значения. Поэтому мы ограничиваемся здесь указанием на одни только факты.
Выше мы имели случай обратить внимание читателя на поклонение в древней Армении Михр’у — «богу невидимого огня» (— хур, ***), видимым выражением которого служил вещественный огонь (— крак, ***). Мы видели также, что «этому вещественному огню» (— огню-сестре, ***), поклонялись почти во всей Великой Армении. Судя по остаткам языческих обрядов, упорно уцелевших до сей поры между нынешними персидскими армянами, можно наверное заключать, что эти обряды соблюдались у них и во времена язычества: я разумею между прочим религиозную пляску, совершаемую вокруг зажженного огня и теперь. Это делается обыкновенно в праздник Сретения Господня: во время вечерней службы на церковном дворе воздвигается костер из легкосгораемого топлива и преимущественно из терновника; костру придается пирамидальный вид; его обыкновенно убирают дикорастущими плодами и в особенности п’ешатом, ***, вроде кизила. Молодые девицы и вновь вышедшие замуж женщины составляют около него хоровод. Когда один из юношей, густою толпою обступивших хоровод, подложит под костер огонь, хоровод тихо и торжественно начинает кружиться около зажженного огня. По мере того как пламя более и более охватывает костер, хоровод сильнее продолжает кружиться, усиливая мерное, но слабое в начале, топанье ногами. Эта пляска продолжается до тех пор, пока пламя значительно не спадет; тогда хоровод расступается, на сцену выступают молодые люди только что женившиеся, женихи и вообще юноши и начинают перепрыгивать через костер с необыкновенной легкостью. Под конец, когда пламя совсем утихает, тот же процесс совершают только что вышедшие замуж женщины, которые впрочем быстро пробегают мимо почти что угасшего костра. Вся эта церемония обыкновенно продолжается, как мы сказали, во время вечерни, после которой расходятся по домам.
576
В тексте Моис. хоренского стоит: ***, т. е. «который назывался
577
Плиний говорит (см. его Hist. Natur. lib. XII, 2), что