В сентябре того же года Цезарь уже был в Риме. В отсутствие свое назначенный диктатором, он тотчас выяснил положение, несколько запутанное разными второстепенными честолюбцами и беспокойными людьми. По отношению к помпейцам, насколько это было возможно, он выказал себя чрезвычайно снисходительным; умереннейшие из них, как, например, Цицерон, уже возвратились в Рим, и масса населения успокоилась от волновавших ее опасений и ожидания суровых мер в виде проскрипций и казней. Сенат опять вступил в исправление своих обязанностей; необходимые выборы совершались своим чередом; несколько законов было издано в интересах соблюдения общественного порядка, и Цезарь приготовился покончить с республиканской партией, которая тем временем, собрав все лучшие свои силы и средства, решилась еще раз сразиться с ним не на жизнь, а на смерть в Африке. Представилось этому некоторое препятствие: в войсках Цезаря, расположенных на Марсовом поле и не желавших участвовать в еще одном дальнем и трудном походе, поднялся бунт. Они стали даже в несколько угрожающее положение. Ближайшие начальники, которых Цезарь послал к ним для увещевания, ничего не могли поделать, но когда он сам явился перед их строем, они не могли устоять против мощного обаяния его личности. Одним только словом Цезарь сумел задеть их за живое и привести к сознанию того, как они были бы ничтожны, если бы он их покинул. Когда он обратился к ним с вопросом, чего же они желают, из рядов послышались крики: «Отставки!» Тогда он сказал им только: «Квириты, вы ее получите!..» В былое время он, обращаясь к ним с речью, называл их своими товарищами (commilitones, соратники), и вдруг обратился к ним с таким словом, и так спокойно, не волнуясь, заявил им о своем желании с ними расстаться. Настроение в войске тотчас изменилось – и уже в октябре 47 г. до н. э. Цезарь отплыл из Лилибея в Африку.
И здесь, как при Диррахии, Цезарь слишком поспешил; подобно Александру Великому, он слепо верил в свою находчивость и в счастье, т. е. слишком рассчитывал на ошибки своих противников. С теми 2 тысячами человек, с которыми он высадился на побережье Африки, он сразу попал в очень опасное положение, потому что войско у его противников было многочисленное и во главе его стояли искусные предводители. Республиканцы имели возможность подготовиться к борьбе, и притом в нумидийском царе Юбе у них был преданный союзник, который не мог надеяться ни на какую награду со стороны Цезаря. Главное начальство над республиканским войском принял на себя тот Луций Цецилий Метелл, который некогда был товарищем Помпея при его третьем консульстве. Когда подоспели легионы Цезаря – изумительное войско под его командой, – последовала решительная битва при Тапсе, недалеко от берега, в восточной части провинции (в феврале 46 г.). На этот раз битва была гораздо кровопролитнее, чем при Фарсале, потому что воины Цезаря, озлобенные продолжительной войной, никому не давали пощады. Со своей стороны, вожди республиканского войска не искали пощады: Метелл Сципион, Петрей (некогда бывший легатом Помпея в Испании), царь Юба сами наложили на себя руки; лишь немногие искали спасения, надеясь еще раз сразиться с Цезарем в будущем. Больше других все были поражены смертью Марка Порция Катона. Оставаясь верным идее республиканского строя римского государства, которой он держался с упорством стоического философа и древнеримского сенатора, он бросился на свой меч, когда убедился, что утрачена всякая надежда на возможность спасти республику от единовластия (46 г. до н. э.).
После возвращения Цезаря в Рим в мае 46 г. до н. э. его окончательная победа была ознаменована четверным триумфом, который должен был напоминать о победах Цезаря в четырех странах – Галлии, Понте, Египте и Африке. Триумфы сопровождались блестящими празднествами, приводившими в восторг римскую чернь. На 22 тысячах столов Цезарь угощал римских граждан, приглашенных им в гости. За этим пиршеством следовала щедрая раздача денег и зернового хлеба. Затем не менее щедро было вознаграждено за свои труды и подвиги победоносное войско: из громадных денежных средств, доставленных Цезарю победами, каждый простой солдат получил свою долю; начальство было вознаграждено соответственно; и после всего этого Цезарь не упускал ни одного случая, вроде каких-нибудь празднеств, освящения новых храмов или закладки новых зданий, – и вновь приказывал тешить толпу играми, травлями зверей в цирке, примерными боями на море и на суше. Современные известия обо всех этих торжествах и празднествах заставляют думать, что городская чернь была ими совершенно ослеплена и отуманена, и должна была, конечно, вполне примириться с новым порядком, при котором она могла только выиграть.