Эта война, в основе представлявшая событие весьма второстепенного значения, не была опасна для владычества Рима в Африке, и даже трудно предположить, чтобы в этом дерзком и коварном варварском царьке, который закончил жизнь позорной смертью преступника, таилась часть того громадного честолюбия, которое когда-то руководило действиями Масиниссы. Но в то же время впервые после 500-летнего периода центру римского государства, Италии угрожала непосредственная, действительная опасность, и вот к отвращению ее и обратились теперь все мысли и опасения римских государственных людей.
Поприщем исторического рассказа до настоящей минуты были расположенные по побережьям Средиземного моря страны, следовательно, южная часть Европы. Все, что простиралось на север от Пиренеев, Альп и их восточных разветвлений, на север от Балкан, следовательно, вообще по ту сторону гор, которые на крайнем западе у Атлантического океана начинаются и тянутся до Черного моря, – все это для римлян представляло собой так называемый варварский мир. Римская политика довольствовалась только тем, что если какие-нибудь племена из этого мира северных варваров продвигались в сферу римского могущества, на них сейчас же обращали внимание, их старались выделить из среды соплеменников и либо одолеть мечом, либо совладать с ними при помощи различных способов римской культуры, действовавших медленнее, но вернее оружия. Новые поселения таких северных народов на римской государственной почве не допускались. Когда в 183 г. галльские толпы попытались осесть в северо-восточной части Италии, римское правительство решительно им отказало, и римское посольство было отправлено к жившим между Пиренеями и Альпами трансальпийским кельтским племенам, чтобы заявить им определеннейшим образом, что Альпы составляют границу, которую их соплеменники ни в коем случае не должны переступать. В то же время и доступ с востока был замкнут вновь заложенной крепостью Аквилея. Но этим дело не закончилось. Римлянам пришлось переступить указанную ими границу. С 125 г. до н. э. римские войска уже бьются с племенем, живущим между Роной и Альпами – с аллоброгами, которым стало помогать одно из могущественнейших племен южной Галлии, арверны, а другое племя, эдуи, приняло сторону Рима. В 121 г. до н. э. консул Квинт Фабий Максим, внук Эмилия Павла, заслужил себе большой победой, одержанной над аллоброгами, почетное название «Allobrogicus», и вся Трансальпийская Галлия между Альпами и Пиренеями получила провинциальное устройство с главным городом Нарбоном. И вообще, по всей линии, по которой варварский мир соприкасался на границах с цивилизованным римским государством – и в Альпах, и во Фракии, и в Иллирии – как это обычно, повелась непрерывная мелкая пограничная борьба: с одной стороны, бесконечные набеги и грабежи, с другой, – изыскания и экзекуция за них.
В 113 г. до н. э. на среднем течении Дуная откуда-то из дальних северных стран явился новый народ, назвавший себя камерами – племя, вероятно, германского происхождения, которое, вследствие каких-нибудь естественных переворотов или других побуждений, было вынуждено искать себе новые поселения. Они избегали столкновения с римлянами. Консул Гней Папирий Карбон хитростью вынудил их к битве близ Нореи (в Норике), но потерпел страшное поражение. Этот бродячий народ, в состав которого вошли еще и кое-какие иные элементы, повернул теперь на запад, и через Рейн и Юрские горы вошел в Галлию. И здесь-то, где это страшное вторжение привело к ужаснейшему положению, дело дошло до вторичной битвы с римлянами, которым подобные соседи были не по нутру (109 г. до н. э.). И опять результат был плачевным: консул Марк Юний Силан потерпел тяжелое поражение. Впечатляющие разгромы двух консульских армий вызвали панику в «Вечном городе», но варвары желали воспользоваться своей победой только так, чтобы владения, на которых они осели, были признаны Римом за ними. С этой целью они прислали в Рим посольство, и в этом случае впервые встречается среди кимврских послов настоящий германец, который тешит всех своим человеческим юмором и своим искренним заявлением на мгновение заставляет забыть обо всех ужасах войны. Одному из послов показали на римском форуме на некое произведение искусства – статую карлика с посохом, изображавшего Пифагора или Нуму или кого-нибудь другого, – и при этом спросили его, во сколько он это произведение ценит. Варвар отвечал, что он такого старичонку и живого не принял бы в подарок.