— Все не так уж и плохо. Мазью или гелем с перекисью бензоила мажешь?
— Маслом чайного дерева. Мама не верит в химию.
— Тоже хорошо.
Он не ответил.
— Они тебя не уродуют, Тоби. — Я нежно провел пальцем по россыпи темных пятнышек прямо над левым соском. — Они просто есть и все.
— Ну… — Он переминался с ноги на ногу. — Спасибо, но лучше бы их не было.
— Со временем пройдут.
— А если нет?
— А если нет, тогда присоединишься к еще восьмидесяти процентам населения страны.
Ответ его явно не устроил, и он буркнул себе под нос что-то неразборчивое. Его губы были совсем рядом с моими. На поцелуйном расстоянии. И чтобы отвлечь себя — нас обоих — я обернул его полотенцем вокруг талии и опустился на колени на коврике. Он хрипло выдохнул, а глаза еще больше потемнели. Я обхватил пальцами его щиколотку и поставил ступню себе на бедро. Концом полотенца я собрал и изничтожил льнувшую к нему воду. Каждую каплю, одну за другой. Повторил то же самое с другой ступней, а затем начал подниматься выше — по жестким курчавым волоскам на голенях, вверх по коленям до гладких бедер и нежной, как шелк, кожи на их внутренней стороне.
— Ч-черт. — Я чувствовал, как он дрожит под ладонями, полотенце уже не скрывало явной эрекции. — Чертчертчерт.
— Все… хорошо?
— Да. Просто сегодня, ну, лучшая ночь секса в моей жизни.
И поскольку именно это я и хотел сделать раньше — что, возможно, мне и следовало сделать — я провел рукой у него по ноге, обнял за бедро и прислонился виском к его колену. Закрыл глаза. Пальцы Тоби осторожно перебирали мне волосы, было тихо, темно и спокойно. И хорошо, так хорошо.
Время обвернулось вокруг нас обоих и крепко обняло.
— Знаешь, — наконец сказал он, — моя одежда уже, наверное, высохла.
Путь обратно на ноги оказался долгим, и я внезапно почувствовал, насколько устал. Я поддернул повыше полотенце и туже закрепил его на Тоби.
— Вызвать тебе такси?
Он повернулся и посмотрел в окно, сквозь жалюзи на котором уже пробивался серый предутренний свет.
— Да скоро уже метро начнет ходить.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты бродил ранним утром один по улицам.
— Слушай, ну я же не ребенок. И постоянно один брожу, ничего не случится.
В среднем за год в Лондоне происходит около ста семидесяти убийств. Ориентировочно семьдесят тысяч вооруженных нападений. Примерно четыре тысячи нападений с огнестрельным и двенадцать тысяч — с холодным оружием.
— Знаю, но все равно предпочту, чтобы ты взял такси. Или… — вырвалось у меня прежде, чем я успел себя остановить.
— Или?
— Или… останься на ночь. На оставшуюся ее часть.
Он прищурился, и я понял, что опять могу стать жертвой его очевидных махинаций. А главное, тут даже не скроешь, что сам же намеренно в них и ввязался.
— Где остаться, у тебя на диване?
— У меня есть комната для гостей.
— Спасибо, конечно, но лучше я попытаю счастья с метро.
— Не манипулируй мной, Тоби, — сказал я со всей строгостью, на которую был способен. Он заулыбался, ни капли не пристыженный.
— Я не манипулирую, я веду переговоры. Ты не хочешь, чтобы я ехал домой на метро. Я хочу остаться с тобой. С тобой.
Ох, в проигрышах ему крылось свое пугающее удовольствие.
— Если останешься со мной, между нами ничего не будет.
Я ожидал возражений (даже надеялся на них?), но он только кивнул и с таким энтузиазмом, что подумалось, уж не сдался ли я безоружному противнику? Эта мысль заботила меня куда меньше, чем следовало бы.
— Ну, ладно. Сюда.
И так я отвел его в спальню, которую когда-то делил с Робертом.
— Да-а, мужик, дом у тебя, конечно… — присвистнул Тоби.
Время, которое я посвятил его обустройству, казалось потраченным зря. Хобби другого человека. Я подтолкнул Тоби к кровати. Он сбросил полотенце и нырнул в простыни, но не раньше, чем успел сверкнуть бледными бедрами и ямочками на пояснице.
Я выключил свет, чтобы не смотреть, какие очертания принимает его тело под одеялом, пока он ворочался и устраивался поудобнее. После чего снял халат и осторожно улегся рядом.
Он все еще ерзал, тихо мурлыча себе под нос, и так основательно завернулся в одеяло, что я не поручился бы, что смогу его вообще оттуда когда-нибудь вытащить.
Я обычно не сплю на спине, но сейчас посчитал, что так будет благоразумней.
— Спокночи, Лори.
— Будильник завести?
— Неа, не надо.
Боже, в его усталом голосе звучала та же хрипотца, что и от возбуждения. Я уже довольно давно ни с кем не делил кровать и успел забыть, каково это — ощущать под боком чужое тело. Мне практически слышались взмахи его ресниц и биение его сердца.
Что было плодом моего воображения, поскольку он улегся на бок, спиной ко мне, и свернулся тугим калачиком.
Я слушал его дыхание, пока оно не стало медленным, ровным и глубоким, после чего рискнул и перекатился к нему. Я даже не почувствовал, когда он сдвинулся, но внезапно его тело оказалось крепко прижато прямо ко мне — спина к моей груди, зад уютно устроился в гнезде моих бедер. Он сладко и явно умышленно засопел. «Интересно, улыбается или нет?»
Я закинул на него руку и подтянул к себе, пальцы практически инстинктивно сомкнулись вокруг запястья, чтобы не сбежал.
Назвался груздем, с волками жить… и так далее, и тому подобное.
По телу пробежал мягкий импульс желания — не секса, не боли, не унижения или иного вида разрядки, а вот этой спокойной близости. Обнимать кого-то в темноте.
Он, видимо, это тоже почувствовал. Как я шевельнулся за его спиной, как у меня перехватило дыхание. Я ждал, беспомощно и в подспудном страхе, ответа. Поцелует. Возьмет. Я бы не сопротивлялся. Принял бы его со всей его искренностью, настойчивостью и юным желанием запретного. Но он не солгал, когда пообещал мне пощаду. Его пальцы согнулись, чтобы погладить меня по руке, и он устроился поудобней в изгибе моего тела, дав мне вот это взамен.
Глава 4. Тоби
Я просыпаюсь хрен знает во сколько в чужой кровати в руках у человека, которого едва знаю, и не могу представить чего-то еще идеальней. Меня никогда так не обнимали. Настолько… целиком. Его пальцы до сих пор лежат на моем запястье, хоть и не сжимая. Такая приятная тяжесть — как будто он не в силах меня отпустить. Он, наверное, за ночь и не пошевелился ни разу.
Я суперосторожно, чтобы не разбудить, поворачиваюсь под обхватившей меня рукой лицом к нему.
Лори.
У него слегка пахнет изо рта, но и у меня не лучше — обычный утренний запах. Мне просто нравится на него вот так смотреть. Во сне он в чем-то больше, а в чем-то меньше похож на себя — одновременно строгий и мягкий. И, уютно устроившись рядом с ним в тепле, самому не верится, сколько всего он мне дал за одну ночь: силу, подчинение, доброту. А теперь и вот это. Умиротворенность.
Он еще и первый человек, который воспринял меня серьезно. Первый, с которым я по правде почувствовал себя красивым. И, блин, ну что я после этого смогу дать ему взамен?
Очень-очень аккуратно я касаюсь его ресниц. Уголка рта. Вообще не шевелится. И меня немного напрягает, что так, пожалуй, ведут себя сталкеры.
Знаю, мы с ним не любовники и не друзья, даже не встречаемся, и да — он проснется и вызовет такси, чтобы оно увезло меня из его жизни. Но надеюсь, он не будет жалеть об этой ночи — о том, как привел домой глупого мальчишку. Я-то буду помнить о нем до конца своих дней.
Не уверен, что я все тот же человек, который пробрался в тот дурацкий клуб. Единственное, что там оправдало ожидания — это Лори. Мне даже где-то хочется, чтобы мы с ним встретились позже, когда я буду старше и круче, и весь такой утонченный. Не знаю, как именно бы встретились — как-нибудь. Не могу себе толком представить. Лучшее, на что способно мое воображение, это мы в смокингах. И сидим в таком типа… баре с дубовой мебелью и свечами, в темных тонах. И я такой бармену: «Лучшее виски, что у вас есть, пожалуйста». И Лори выглядит совсем как сейчас, но я какой-то нечеткий, и мозг так и хочет подставить на мое место Дэниэла Крэйга, и, ёпт, что это за фантазия такая, где мою роль в моей же голове играет кто-то левый?