Хочу, вашу мать, заботиться о нем в ответ.
«Господи ты боже мой. Ты вообще чем думаешь, Тоби? Сам-то еле-еле живешь с намеком на компетентность. Ну, и что, ну какую хрень ты после этого вообще можешь привнести в его жизнь?»
Я двигаюсь и… у меня все липкое и саднит. В самых разных местах.
— Мне, наверное, пора идти.
Он кивает, на этот раз без колебаний. Отодвигается, и — аргх — мне уже не хватает его рук.
Я думаю, как спросить, не хочет ли он встретиться еще. Я бы это обставил так ненавязчиво и невзначай. Только ничего у меня, естественно, не получится. Моя доминантная (пардон за каламбур) модель поведения — это, похоже, приставучий что пипец.
Но не такой уж я и приставучий, на самом деле, нет. Просто мне первый раз в жизни практически удалось получить что-то, чего так хотелось. Хотя Лори не вещь, конечно.
В общем, после такого сложно вести себя как взрослый человек и отступиться. Отпустить его.
Но я понимаю, что должен. Может, ему и нравится вставать для меня на колени, вставлять мне в задницу, и, может, мне бы этого тоже хватило, но, учитывая каких риторических усилий стоило довести его до кондиции, не думаю, что он так просто захочет.
Я выползаю из кровати и осторожно передвигаюсь босиком по спальне в поисках одежды. У меня такое конкретное чувство, что он за мной наблюдает, хотя я и не ловлю его за этим занятием. Тут, понимаете, дело все в том, что я и в лучшие времена далеко не мастер стриптиза, так что совершенно не представляю, как сделать процесс надевания шмоток хоть чуть-чуть соблазнительнее.
С другой стороны, не самое плохое ощущение — когда на тебя смотрит с кровати голый мужчина, и вы оба думаете о сексе, которым только что занимались. По крайней мере, надеюсь, что он тоже думает. Должен бы. Этот секс был на три звезды Мишлена.
Обычно я в это время уже умирал со стыда и суетился, но под его взглядом начинаю, ну, как бы вертеть хвостом. Нагибаюсь и подбираю с пола вещи, тянусь, пожалуй, больше, чем надо бы. Я даже ловлю себя на том, что изображаю «наклоняешься и выпрямляешься» из «Блондинки в законе». С выпрямлением у меня не очень, правда, но надеюсь, что наклон это компенсирует.
— Тоби. — О-о, как я люблю этот строгий голос. Прямо взял быть и раскрыл Лори, как мидию. — Что, хочешь, чтобы я тебя опять трахнул?
Ого!
— А ты предлагаешь?
Он вздыхает, и не могу понять, от нетерпения или сожаления.
— Нет. Сколько бы ты не вертел тут своей тугой попкой.
У меня тугая попка? Крутяк.
Когда я вижу себя в зеркале в полный рост, мне хочется схватиться за голову. Ну, в смысле сначала-то чувствую разочарование, что нам не пришло в голову трахаться прямо перед ним, а потом уже «мама родная, на кого я похож». Прическа напоминает ежа после удара током, все лицо в красных отметинах от щетины, а глаза расширены, как будто я под кайфом. А про то, что творится у меня на шее, и о синяках в форме пальцев на бедрах вообще молчу.
Лучший.
Секс.
Моей жизни.
Я улыбаюсь Лори во все тридцать два зуба, и он краснеет и отводит глаза.
— Извини, я… Я…
— Ты че, не надо. Это ж охрененно.
Когда я уже практически закончил одеваться, он встает с кровати и заворачивается в халат с прошлой ночи. Ух ты, пушистый какой. А я тогда и не заметил. Не думаю, что кто-то купит себе такой мягкий халат, если только ему в жизни остро не хватает объятий.
Бедный Лори. Если б он только был моим.
Я бы его обнимал и мучил. И спасал бы тоже.
Мы спускаемся гуськом по лестнице, и в холле он легонько касается моей щеки.
— У тебя же все будет хорошо, да?
— Ага.
— Спасибо. За сегодня. И за вчера.
Я пытаюсь улыбнуться.
— Да ладно, что ты благодаришь. Я же сам был только за. — На этом его глаза как бы ускользают от моих.
— Прости. Это… вежливая привычка, полагаю.
Привычка? Почему-то я ухватываюсь за это слово. Мое паучье чутье на него реагирует. В принципе, если подумать, это вполне может быть такой кинк. Чисто английский.
— За что спасибо?
— За завтрак.
— Ну да, конечно.
Он по-прежнему отводит взгляд, так что я тянусь вверх к его подбородку, ловлю и заставляю смотреть на меня. Он дергается, а потом, ну, не вот чтобы шумно выдыхает, но ритм его дыхания меняется. Замедляется. Глаза становятся мягче, и я понимаю, что так Лори выглядит у моих ног.
Он сглатывает. И шепчет:
— Спасибо, Тоби, что позволил встать для тебя на колени.
Ё-мое, если б я только что не излил всю сперму Вселенной, я бы сейчас, наверное, опять кончал. Мой член даже пошатывается, как очумевший от удара боксер, который не понимает, когда нужно лежать и не рыпаться.
Мое прикосновение превратилось в нежное поглаживание, и мы внезапно как бы тянемся друг к другу. Так близко. Если я поверну голову под нужным углом, он меня поцелует. Точно знаю.
Но если я ему позволю, это край. Сердце просто не выдержит.
Поцелуй, что Лори готов подарить, — мне нужно, чтобы он исходил от человека, который не собирается сразу после выставить меня из своего дома, чтобы больше никогда не увидеть.
Так что я отстраняюсь.
Не знаю, что сказать. А когда открываю рот, из него вываливается: «Э, ну, пока-а».
И вот так я и ухожу.
С «пока-а».
Убейте меня сразу и не мучайтесь.
Глава 5. Лори
Не знаю, есть ли некая ирония в том, что моя жизнь не один раз, а дважды разделилась на четкие периоды до и после. Сперва на «Роберт» и «После Роберта». А теперь — «До Тоби» и «После Тоби». Довольно незавидный удел — все время жить, разгребая последствия. Ладно Роберт, который делил со мной жизнь больше десяти лет и так на нее повлиял, — это еще понятно. А вот Тоби Финч, кометой промчавшийся сквозь мое существование за полночи и полдня? Какая вопиющая жестокость.
Конечно, со временем я примирился с Робертом и тем, что между нами произошло. Я прошел через злость, боль, осознание предательства, пока не осталось лишь сожаление от потери. И постепенно все превратилось в легкую грусть по той жизни, что мы строили и делили. Той самой жизни, что он разрушил и так легко наладил заново уже с другим. С тем, в чьих глазах Роберт до сих пор видел отражение идеализированного себя. В то время как я, в конечном итоге, показал ему… что? Слишком много правды? Единственное воспоминание, которое он не смог вынести, которое увело его так далеко от меня, что он обрел себя вновь только в объятиях другого мужчины. В подчинении другого мужчины.
Да, я скучал по Роберту. По мальчишкам, которыми мы были. По мужчинам, в которых мы выросли. Скучал по тому, что есть человек, знавший обо мне самое обыденное и самое постыдное. В своей гордыне — я только так могу это назвать — мы даже жалели тех, кому повезло меньше, чем нам. Мы сначала нашли любовь, а потом, практически случайно — хотя казалось, что неизбежно — открыли волшебные новые горизонты, поняв, что совпадаем в предпочтениях. Тогда все было так просто — неспешное соблазнение доверием и болью, подчинением и служением. Каким ограниченным казался нам противоположный путь — выжимать любовь из совпадения, а не находить совпадение в любви.
По правде говоря, я и до сих пор в это верю.
Тем не менее, вот он я — очередной дурак с опустевшим сердцем, что ждет надежды под плетью чужого человека.
После Роберта я первое время пытался стать, за неимением лучшего слова, нормальным. Словно все, что мы с ним делали, было лишь выражением нас, нежели частью меня. Не сработало. Я знакомился с мужчинами, которые могли бы любить меня, и жаждал мучений под их руками.
Кроме того, я был занятым человеком. Работа накладывала свои ограничения, а поиск собственного будущего отнимает довольно много времени. Не могу вспомнить, чтобы я в один прекрасный день осознанно потерял веру в любовь. Все произошло не настолько драматично. Я ходил в БДСМ-клубы и на организованные встречи в кафе. Регистрировался на сайтах. Ориентировался в темах разговоров. Выучил шутки. Я отдавал свое тело домам в коже, чтобы они делали с ним все, что захочется, в тщательно оговоренных рамках. И находил облегчение. Хотя бы его, и этого мне хватало.