Когда я переключился на восьмерки, хвосты плети опускались на его спину уже с небольшим нажимом. Первые несколько раз вызвали у Тоби такой же долгий блаженный стон, как когда я впервые взял в горло его член. Не знаю, сколько мы так продержались, но воздух в комнате успел наполниться тихими «шших», мягкими шлепками и нашими с ним тяжелыми вдохами-выдохами, а у меня уже выступил пот и начинала ныть рука. Что тоже казалось правильным, таким абсолютно правильным.
— Лори… Лори… Мне нужно… — Голос у Тоби был почти как у пьяного.
Я бросил плетку, и он оттолкнулся от стены прямо в мои объятия. Горящая кожа спины обдавала жаром мне грудь, но сам Тоби оставался абсолютно податливым — плавящийся мальчик, отлитый в форме того наслаждения, что он взял от меня под мягкими ударами плетки.
Неуклюжие дрожащие пальцы поймали мое запястье и подвели ладонь к члену, который горел не меньше спины и тянулся к животу влажной головкой. Я взял его в кулак, и несколько секунд спустя Тоби кончил прямо на стену, уткнувшись лицом мне в шею и рисуя ртом «да», и «Лори», и «люблю тебя, люблю тебя» на моей коже.
После чего мы свалились на пол одной потной липкой кучей и едва могли пошевелиться. Сам я был наполовину возбужден, наполовину удовлетворен и целиком принадлежал Тоби.
— О господи, — наконец сказал он, — нет, мне точно надо уметь делать тебе так же. — Он сел, до сих пор голый и в брызгах спермы, с намокшими от пота волосами, которые торчали в разные стороны а'ля еж. — Научи меня.
— Я старый больной человек и я устал, — простонал я.
Но все же поднялся, пошатываясь, и показал полному энтузиазма и схватывающему на лету Тоби несколько основных движений, включая те, что использовал на нем, и парочку более жестких, которые он мог бы… использовать на мне.
— Бли-ин. — Он нарисовал в воздухе несколько идеальных восьмерок. — Вот что надо было включать в школьную программу. Я бы сейчас тогда уже был в Оксфорде с четырьмя пятерками по основам кинкового секса и углубленному кинковому сексу.
— Тоби, почему ты не в университете?
Повисло молчание, не двигалась даже плетка.
— Фе, — объяснил он.
И больше ничего.
— «Фе»? Что значит «Фе»?
— Значит, что мне не хочется об этом говорить, понятно?
Я бы мог отметить, что для человека, так настаивающего на откровенности, взаимопонимании и тому подобном, Тоби вел себя на удивление скрытно, но не стал, потому что его глаза умоляли не расспрашивать.
Он крутанул плетку, чуть повернув расслабленное запястье — да, техника определенно улучшилась.
— Так, ладно, а что дальше?
— А дальше, боюсь, идет довольно малопривлекательный этап — ты просто тренируешься.
— Но не на тебе же, да?
— На подушке. Или на стене. Пока не наработаешь моторную память и не набьешь руку, чтобы ремешки попадали именно туда, куда хочешь, каждый раз без исключения.
— Да-а, о том, как куча домов хлестает стены, в интернетах не пишут.
— Прости, Тоби. По правде говоря, кинк совершенно не отличается от любого другого навыка. Если хочешь, чтоб получалось хорошо — упражняйся.
— Слушай, да ты не представляешь, сколько у меня ушло времени, чтобы сделать суфле, которое не опадало. — Он одарил меня широкой улыбкой. — Так что можешь не объяснять про тренировку. Э, то есть если тебе плетка прямо сейчас не нужна, конечно.
— Не надо, оставь себе.
— А ничего, нормально, что она, ну, от твоего бывшего?
— Если тебе без разницы, то и мне без разницы.
— Не без разницы мне только то, что можно ей с тобой сделать. — Он придвинулся ближе. — И потом, есть куча вариантов, как тебя помучить, для которых не надо проходить курс спецподготовки.
— Да. — Мой вздох был полон желания и капитуляции.
Он собрал пальцы клешней и провел ногтями мне по груди. Пусть они и не царапали, но для ласки это было слишком брутальное прикосновение, недвусмысленно сигнализирующее, какие цели преследует. Я опустил голову как раз чтобы увидеть, как медленно исчезают оставленные Тоби белесые линии.
И именно в тот момент он повторил движение еще раз. И еще раз. Пока его пальцы не начали оставлять дорожки холодного жжения, с каждым разом становившиеся все глубже и выраженней.
— Пожалуйста. — Даже не знаю, о чем я просил. Точно не прекратить.
Он нагнулся и лизнул, разжигая новое пламя на всех саднящих после него местах.
— Чтоб ты обо мне помнил.
Я ошеломленно вскинулся.
— До следующей недели, в смысле. Извини, как-то слишком напыщенно получилось.
Наверное, именно из-за этого обещания грядущей боли меня и повело:
— Ты и так уже глубоко под кожей.
Он прижался крепче, отчего оставленные им отметины заиграли жаркой жизнью.
— Не хочу уходить, но сам понимаешь — пацанам надо зарабатывать свои гроши.
Я чуть было не попросил его уволиться, взять выходной, да что угодно. Лишь бы остаться со мной. Но из нас двоих взрослым номинально числился тоже я, так что пришлось целовать его в висок и смотреть, как он исчезает за дверью в поисках одежды.
Я подобрал с пола брошенный халат. Ничего не изменилось, сундук остался на прежнем месте, но комната производила уже другое впечатление. В ней пахло нами.
— А, Лори, — донесся голос Тоби с нижнего этажа, — забыл сказать. Тебе тут письмо пришло. От королевы, кажется.
— Что?
Я спустился в спальню. Тоби, извиваясь, влезал в джинсы, что всегда занимало какое-то время и отвлекало на себя все внимание.
— Вон, сбоку лежит. И кто вообще в наши дни еще шлет бумажные письма, а?
— Ты поэтому пришел к выводу, что я состою в переписке с королевой?
— Ха. Неа, оно просто пафосное такое. С позолотой и тому подобной хренотенью.
Письмо лежало на комоде. Я взглянул на него, узнал стиль и рассмеялся.
— Это не королева, а мой старый друг.
— Странные у тебя друзья, чувак.
— Ничего не говори. Он академик.
Я присел на край кровати, подцепил ногтем восковую печать и выудил приглашение из конверта. Оно было далеко не первым, так что я прекрасно знал, что там написано: «Профессор Джаспер Ли имеет честь пригласить Вас разделить трапезу за почетным столом…» — и так далее.
Тоби натянул футболку, вынырнув из горловины еще более взлохмаченным, если такое вообще возможно, и прошлепал босыми ногами к моему концу кровати.
— Что, на свадьбу приглашает?
— Нет, просто на ужин.
— Да уж, наверное, не просто ужин. Покажешь? — Я протянул ему карточку элегантного кремового цвета, золоченую по краям. — Э, это что, серьезно?
— Боюсь, что так.
Он посмотрел на меня со странной смесью волнения и надежды в глазах.
— Тут написано, что можно прийти с сопровождающим лицом.
— Да, но…
— Можно я буду твоим сопровождающим лицом?
— Ты же не хочешь идти на университетский ужин для выпускников, — был мой инстинктивный ответ.
— С тобой? Еще как хочу.
Я поднял на него глаза и практически взмолился:
— Там будет скучно, Тоби.
— «Там будет скучно, Тоби» или, — возмущенно сверлил он меня глазами, — «Я тебя стыжусь, Тоби»?
— Господи, да не стыжусь я тебя. Уж если и стыдиться кого, то это себя самого.
Он упер руки в боки, как маленькая, но очень упорная торговка.
— Немногим лучше. Я не хочу, чтобы ты вообще кого-то стыдился. Просто… — Он вздохнул, ярость в голосе растаяла, оставив после себя одну нежность и какое-то томление. — Просто хочу, чтобы со мной ты был таким же счастливым, как и я с тобой.
У меня перед глазами так и вставала ухмылка Джаспера, появись я в университете под руку с Тоби. У этой зловредной язвы вообще само лицо создано для ухмылок — с его-то тонкими губами и блеском во взгляде. «Душа моя, — сказал бы он, — какое впечатляющее проявление уранизма с твоей стороны». После чего мне придется напомнить себе, что это вообще-то один из моих старейших друзей. Либо так, либо врезать.