Несмотря на все усилия, меня все-таки пробила дрожь. Слишком легко оказалось представить руки Тоби на своем теле и плавное, неспешное вторжение металла.
Роберт никогда со мной этого не делал. Он любил контроль, а Тоби любил залезать мне под кожу. Ему хотелось проникнуть внутрь — в мое тело и мысли. В мое сердце. Они были так похожи и в то же время так принципиально отличались друг от друга — двое мужчин, которых я любил.
Мы дали Элис и ее спутнику — или, может, ее спутнику только на эту ночь — побыть вдвоем и перешли в другую комнату. Все помещение для вечеринки, на самом деле, представляло собой подвал, который наш хозяин, не жалея средств, переоборудовал в череду небольших темниц. Я бы, может, высказал что-нибудь шепотом Тоби о демонстрации такого полнейшего отсутствия воображения, но не хотелось становиться тем самым брюзгой на празднике секса, в чем меня обвиняла Грейс. К тому же, Тоби до сих пор восторженно обсуждал только что увиденное, засыпая Грейс и Сэма вопросами. Они шли чуть впереди меня, и поэтому их разговор с трудом слышался за стандартным звуковым сопровождением таких вечеринок: трением выделанной кожи по телу, звяканьем цепей, спорадическими ахами или надорванными вскриками.
Вдруг Тоби замер как вкопанный с восхищенным «ни фига себе».
Без всякого даже намека на подвох, который хоть как-то бы подготовил и защитил, я повернулся и увидел, что же его так привлекло: высокого мужчину с широкими, блестящими от пота плечами, который так виртуозно хлестал двумя плетками раскрасневшуюся спину, что, казалось, он не тратит на это ни грамма усилий. Хвосты взлетали и падали в том самом жестком, диком ритме, который когда-то предназначался только мне.
— Обалдеть просто. — Тоби все еще не мог отвести взгляд от двух мужчин, запертых в круговороте желания взять и жажды отдать, доверия и принятия. — С ума сойти как охеренно.
Голос у него звучал буквально благоговейно. Мой же собственный словно доносился откуда-то издалека:
— Это называется Флорентийская флагелляция. И, как и все остальное, просто вопрос наработанного навыка.
— Э-э. — Грейс попыталась утянуть его в другую сторону. — Пойдем лучше куда-нибудь еще.
Но Тоби как будто пригвоздили к месту.
— Ни за что. Я хочу посмотреть — это же просто поэзия. Вы его знаете? Можно мне с ним потом поговорить? Может, он покажет, как это делается?
— Его зовут Роберт, — сказал я.
Он работал парой черно-зеленых плеток из бычьей кожи. Которые ему сделали на заказ. Я был под ними. И знал их не хуже, чем самого Роберта — эти жесткие продолжения его рук, его доминирования, его любви. Его… любовник… висел на Андреевском кресте, широко раскинув руки. И эти ощущения мне тоже были хорошо знакомы — чувство, что ты открыт физически, одновременно наделяющее силой и беззащитностью, ожидание, что сейчас тебя преобразят. Тело передо мной уже обмякло в глубоком подчинении, словно он погружался в каждый удар плети, словно сделал их частью себя. И, наверное, даже не осознавал, какие звуки издает — низкие мурлычащие стоны не боли, не удовольствия, а опьянения незамутненными ощущениями, свободой и покорностью, едва различимые за свистом рассекаемого воздуха и шлепками кожаных ремешков.
Я пропустил окончание их сессии, затерявшись в прорехах между прошлым и настоящим. И когда в следующий раз посмотрел в ту сторону, они уже обнимались, и руки Роберта баюкали его нового партнера, как меня когда-то, а ходящая ходуном грудь прижималась ко всей этой горящей, роскошно раскрасневшейся коже.
Интимно практически до невыносимого.
Но до того как я успел бы отвернуться — уйти, сделать хоть что-нибудь — Роберт поднял голову, встретился со мной глазами и улыбнулся.
И пришлось улыбаться ему в ответ.
Пришлось ждать, пока он снимет своего любовника с креста. Ждать, пока они поцелуются, прошепчут нежности, мягко и привычно найдут друг друга руками. Ждать, пока подойдут и присоединятся к нашей компании.
Я не заметил когда, но вокруг уже собралась толпа. Роберт всегда собирал толпы, с тех пор как начал выносить БДСМ-ные игры на публику. И легко понять почему. Он был мастером своего дела, а притяжение между ним и… Ноа, Ноа его звали… никто бы не смог отрицать. Они красиво смотрелись вместе.
— Лори. — Он все еще улыбался на этих словах, на его лбу все еще блестел пот, а в глазах горело возбуждение. — Сколько ж мы не виделись. Как ты? Ты ведь помнишь Ноа, да?
Он всегда так говорил. Не думаю, что это задумывалось, чтобы помучить меня, но вряд ли можно допустить, будто я позабуду человека, которому сейчас принадлежало все, что когда-то было мне дорого.
— Да, помню. Ноа. Я… Ты… Это…
Я исчерпал запас слов, что мог бы ему сказать.
Тоби громко откашлялся. Его ладонь скользнула в мою, и я крепко сжал вокруг нее пальцы.
Сделал глубокий вдох.
— Э, наверное, ты еще не знаешь… Еще не встречал, наверное… Эм. Это мой… партнер — Тоби.
Я ждал стыда, триумфа, гордости, да хоть чего-нибудь. Но остались одни голые и неоспоримые факты: когда-то мы с Робертом любили друг друга. Теперь Роберт любил Ноа. А я любил Тоби.
По собравшейся кучке адептов кинка прошла волна чего-то — удивления, любопытства, веселья. Мы с Тоби совершенно не походили на Роберта с Ноа. Не выглядели парой, смотрелись неправдоподобно, нелепо. Мои вкусы здесь прекрасно знали, равно как и мою доступность, предпочтение ни к чему не обязывающих встреч. И ради Тоби хотелось, чтобы этой осведомленности не существовало. Чтобы у меня не было такого прошлого. От него я себе казался вышедшим в тираж и отработавшим свое — слишком неравным обменом для всей его страсти и искренности.
Я боялся, что выставлял его в невыгодном свете. Что делал смешным.
И ненавидел себя за это.
Роберт тронул меня — мою руку — словно мы друзья, словно с какого-то хера имел на это право.
— Я счастлив за тебя. И рад знакомству, Тоби.
Я же до сих пор не знал, что сказать. Хотелось, чтобы он ушел, исчез вместе с Ноа и их гребаным хэппи-эндом и оставил меня и то, что было между нами с Тоби.
— Спасибо, — раздался в тишине голос Тоби. Понятия не имею, о чем он думал. Как вообще себя чувствовал. Ненавидел ли меня. — Мне так понравилась эта твоя техника с плетками. Просто офигенно.
Роберт ответил своей легкой улыбкой. Для него все было легко.
— Попробуй на Лори, он от нее без ума.
Я молча и умоляюще посмотрел на Роберта. «Пожалуйста. Не надо. Не надо, пожалуйста». Самое ужасное, что он не пытался поиздеваться, не думаю. Просто Роберт ушел так далеко от меня, от нас, что все это для него ничего не значило.
Но Тоби ответил смехом:
— Мужик, да мне бы с одной плеткой не облажаться, куда уж тут с двумя.
Это заразило смехом всех собравшихся. Большинство из присутствующих тут домов даже не мечтали когда-нибудь признать что-то подобное. И вот перед ними был маленький Тоби, который знал либо слишком много, либо слишком мало, чтобы стыдиться своих неудач, своей неуверенности, своей прекрасной и неидеальной человечности.
— То есть, — спросил чей-то чужой голос, который я то ли узнал, то ли нет, — ты его ни разу не порол?
— Они не так давно вместе. — Кажется, это была Грейс.
— О, Тоби, — сказал Роберт, — надо. Ему без плетки никак.
Я покачал головой, внутренне закипая от того, как беззастенчиво обсуждают мою персону, раскрывают все личное, выносят на публику, но, похоже, на меня никто не обращал внимания.
— Он так красив под хлыстом. Просто прекрасен.
— Он всегда красивый. — Мой Тоби. Такой до абсурдного верный. До абсурдного упертый. — И не бойся, дойдет и до плеток, как только буду твердо знать, что достаточно набил руку.
— Могу дать тебе пару советов, если хочешь.
Краем уха я улавливал одобрение аудитории. Кто же не любит поглазеть?
— Уверена, он и так справится. — Снова Грейс.
— Да ладно тебе, парень. — Это сказал какой-то незнакомец, с которым я, возможно, переспал или имел сессию. — Не стесняйся. Покажи класс.