За ним последовали другие комментарии — в большинстве своем сделанные из лучших побуждений, но все же унизительные из-за одной своей уверенности, будто Тоби должен тут что-то доказывать или зарабатывать какие-то погоны.
Его — или моя — рука вспотела. Мне отчаянно хотелось сказать, что он не обязан всех их слушать, что именно такого его я и хочу, такой Тоби мне и нужен, но я не знал, как найти слова. Как не сделать его слабым — слабее — в глазах всех этих людей.
— Так. — Я услышал нервное колебание в его голосе. — Это, конечно… э-э, здорово и все такое, но решать Лори.
Хуже ответа не придумать, даже если попытаться. Надо было что-то делать. Я плевать хотел, что окружающие думали обо мне, но мне не все равно на их мнение о Тоби. Точнее, становилось противно от самой мысли, что он им покажет себя — свое бесстрашие, свою ранимость — а они из-за этого перестанут его уважать, абсолютно не замечая ни силы, ни нежности, ни сладкой жестокости — всего, что делало его достойным самого искреннего подчинения, что я мог дать.
И я нашел слова и произнес, чтобы все слышали:
— Я сделаю все, что ты хочешь.
Что воспринялось как наше обоюдное согласие.
Я не стал возражать. И сказал правду — для Тоби я все, что угодно, сделаю. В том числе и это. И не позволю им высмеивать его или пренебрежительно смотреть.
Пренебрежительно смотреть на нас.
Нам расчистили место вокруг креста. Я унял дрожь в руках, расстегнул рубашку и скинул ее на пол. Конечно, собравшиеся наверняка видали и не такое, но все равно по телу забегали мурашки.
Роберт передал Тоби одну из своих плеток. Она неловко легла ему в руку — наверняка это совсем не его вес и длина. И не знаю, что именно он сделал — может быть, попытался найти центр тяжести или просто попробовал приноровиться — но ремешки хаотично взметнулись и закрутились вокруг его запястья. Он вскрикнул:
— Етить твою. Э… слушай… Я не…
Не смейтесь над ним, сволочи. Не смейте даже открывать ваши поганые рты.
— Она потяжелее, чем то, к чему я привык, — пробормотал Тоби.
Роберт протянул руку и мастерски распутал хвосты.
— Это бычья кожа, удар глухой, тяжелый, с небольшим весом. У Лори эта плетка была одной из самых любимых. Для тебя длинновата, но я покажу, как можно скомпенсировать.
— Или, — раздался другой голос, — он просто может взять что-то более подходящее для своего роста и веса. — Дом, который дом, протиснулся к нам сквозь толпу. Облаченный, как обычно, в кожу и с плеткой с короткой рукоятью в руке. Я отчаянно желал, чтобы он не был свидетелем происходящему, но, возможно, сам же и заслужил такое. Ведь все же тогда плохо с ним обошелся. — Попробуй вот эту… Тоби, да?
Тоби несколько неуверенно поменял плетки, а затем поднял глаза на Дома и расплылся в улыбке:
— Ух ты, лежит суперски.
Улыбку Тоби, наверное, стоило засекретить на государственном уровне. Дом — и тот слегка порозовел.
— Это, э, олень. Скандинавский олень.
— О-о, ну, слава богу, что я знаю, откуда именно был олень.
— Да, его звали Свен, — хмыкнул Дом. — Боюсь, это все, что у меня здесь есть с короткой рукоятью, но она утяжеленная дробью, так что должна подойти тебе по балансу. Кожа помягче бычьей, но бьет все равно неплохо.
— Понятно. Спасибо. — Тоби подправил хватку и выполнил пару восьмерок.
К плохо скрываемому удивлению окружающих в них не нашлось недочетов. Хвосты легли так, как надо, движение запястья было плавным и расслабленным. Впервые с тех пор, как Роберт вложил ему в руку плетку, Тоби выглядел спокойным. Уверенным в себе. Но только я заметил изгиб его губ, блеск в глазах. Ему и правда нравилось.
Раздался всплеск аплодисментов.
А затем он прошел к месту, где я его ждал, приподнялся на цыпочки и поцеловал меня.
— Ты как, нормально?
Нет. Я кивнул. Он прищурился.
— Уверен? Мы не обязаны ничего делать. Для меня имеешь значение только ты, а что они тут подумают — это не важно.
— Мне важно.
— Ладно. Так… — Тоби бросил взгляд мне за спину, на крест. Не уверен, как бы я выдержал, привяжи он меня к нему на глазах у Роберта, Дома и всех этих людей, которые уже раньше проделывали со мной вещи куда хуже. Но я смогу. Найду способ. Для него. — Давай ты просто как-нибудь подержишься? Как когда на мне показывал.
Я едва не задыхался. Так что опять кивнул, повернулся и просто схватился. Попробовал расслабиться, стать податливым, как Ноа, но мышцы окаменели в мучительном нежелании, и я не смог.
Тоби, должно быть, почувствовал, что что-то не так, поскольку он провел ладонью мне по плечам и вниз по спине.
Я любил его прикосновения, но в этот момент они стали невыносимы. Эта близость, которую я не мог себе позволить. И уж точно не желал демонстрировать ее толпе зевак.
— Давай, — сказал я ему. — Просто сделай и все.
Он отступил, оставив меня одного. Раньше я уже позволял чужим людям проделывать с собой подобное перед еще более многочисленной публикой. Сейчас не было никаких причин для страха. Никаких причин для подавленности.
Я привалился головой к руке у плеча и ждал.
Глава 10. Тоби
Бывший Лори выглядит таким, каким мечтаю — и иногда воображаю, — что буду я. Высокий, и сильный, и строгий — прямо Дэниэл Крейг, с челюстью, скулами и пронзительными голубыми глазами.
Кажется, Лори подсознательно тащится по голубым глазам.
У Роберта они лучше, чем мои.
У Роберта все лучше, чем у меня.
Наверное, сейчас мне стоило бы растечься в лужу комплексов и отчаяния… да только нет. Первый раз в жизни чувствую себя в полном порядке. Пипец, время, конечно, для этого выбрал оригинальное, ничего не скажешь, потому что, кажется, мы конкретно попали.
Не знаю, как я умудрился нас в такое втянуть, и уж точно не знаю, как вытянуть.
Я упражнялся с той плеткой, которую дал Лори, и фантазировал, каково будет наконец-то его ею отхлестать, какие он при этом станет издавать звуки, и как масштабно я кончу. Но готов поклясться, что ни одна из этих фантазий — а навоображал я прилично — не включала в себя целую галерку зрителей и Лориного бывшего с наставлениями о том, что тому нравится.
Потому что вот не пойти бы ему? Я и сам знаю, что Лори нравится, и я-то, в отличие от некоторых, не смылся, как последний трус, после того как все похерил. Хочется сказать ему: «Заткнулся б ты, мужик, твой поезд уже ушел». Но он высокий и непоколебимый, и красавец, и реально круто обращается с двумя плетками, так что я очкую.
То есть, выходит, и сам-то трус.
И потом, не хочу ставить Лори в неловкое положение перед всеми этими людьми. Да, они наверняка думают, что я всего лишь бестолковый ребенок — и давайте уж честно, я и есть бестолковый ребенок. Но только не в том, что касается Лори, потому что его я люблю, и знаю, и доверяю ему. Нет, правда. Я знаю Лори.
Но если сейчас ничего не продемонстрирую — а сделать надо так, чтобы не облажаться — тогда никто не поверит, что я для него пара. Будут его жалеть. Или решат, что он мне потакает, как он сам же тогда сказал в самом начале. Его это наверняка взбесит. Лори у меня гордый.
И как он от этой гордости ради меня отказывается, как позволяет ее забрать — это только наше с ним личное. А на людях уже моя обязанность — беречь Лори.
Ладно хоть облажаться я не должен. Эта плетка потяжелее той, к которой я привык, но по сравнению с Робертовой просто небо и земля, и вообще она ничего так. Держать ее — это одновременно и бешеный восторг, и прямо благоговение, а уж как чувственно. Рукоять улеглась в мою руку, будто специально подгоняли, а узор елочкой под большим пальцем как-то успокаивает, словно складки чьей-то ладони.
Когда я провожу пальцами сквозь хвосты, которых где-то штук с сорок, наверное, то чувствую шероховатость кожи, крошечные вмятинки и пузырики, тоже на удивление индивидуальные, которые согреваются от моих рук.