Мне очень-очень хочется заставить эти хвосты танцевать на коже Лори. Создать такое сочетание прекрасного и сильного: боли и наслаждения, кожи тела и кожи ремешков, и ахтыжблин. Ащщ. У меня бы сейчас точно встало, если б член не побаивался всей этой толпы, которая на него пялится.
Бросаю взгляд на Лори. На его роскошную спину, сильную и прямо зовущую понаставить на ней отметин, золотистую в приглушенном свете. Я так его люблю и так отчаянно хочу заставить страдать.
Вот только… все должно быть по-другому. Не для чужого удовольствия, а лишь для нас двоих. И Лори, кажется, трясет. Не как обычно, а такой мелкой лихорадочной дрожью, которую он будто бы пытается унять, но не может.
Иду к нему. Народ, вероятно, думает, что я стушевался, но мне плевать. Кладу ладонь Лори между лопаток, и он вздрагивает, словно я воткнул в него кучу иголок. И кожа у него вся липкая от холодного пота.
— Так, знаете что, — поворачиваюсь я к толпе. — Идите на хрен.
— Тоби… — слабый шепот от Лори.
— Нет, серьезно. Это ж… типа… важный момент. Наш с Лори. И я буду делать все по-своему, а не по чьей-то там указке. Так что… концерт окончен. Извиняйте.
Я передаю плетку обратно тому мужику. Он отвечает мне странным легким кивком, как будто салютует. Понимает, похоже.
А все остальные до сих пор пялятся. Ёпт, что непонятного в «концерт окончен»?
Ну уж, обломитесь. Я не обращаю на них внимания и возвращаюсь к Лори. Пытаюсь снять его с креста, но он хватается за перекладины, и я по-клоунски не дотягиваюсь и не могу заставить его разжать руки.
Приходится как лоху дергать за плечо.
— Пойдем, любимый. Я домой хочу.
Это до него доходит. Он опускает руки и разворачивается. И сейчас выглядит не совсем как мой Лори. Дрожь теперь бьет уже все его тело, а глаза мечутся, будто у дикой лошади.
Мать моя женщина, как я рад, что не ударил его. Но что странно — точно знаю, что и близко не подошел к порке. А вот Лори, наверное, не знал… Ё-мое, все-таки облажался. Я ж просто растерялся и хотел как лучше. Капец.
Сдаю чуть назад, пытаясь поманить его за собой, словно Лори — робкое дикое животное, а я — совсем никудышный зверолов. Но он все-таки идет, шаг за шагом, а потом совершенно неожиданно валится на колени, как подкошенный, прямо у моих ног. Выглядит это пугающе, ни разу не грациозно и как-то беспомощно. Я слышу звук удара об пол и даже не представляю, насколько ему сейчас пипец как больно. А потом Лори падает еще и на локти, протянув ко мне руки, и говорит, кажется: «Спасибо, спасибо, спасибо».
Етить твою, это тоже зрелище не для всей местной публики. Так что я бухаюсь на пол рядом и обхватываю Лори руками. Держу его, а он держит меня, и мы охренеть как крепко вцепились друг в друга. Не знаю, сколько в итоге так сидим, но когда я вновь поднимаю голову, вокруг нас никого.
Уже хорошо.
И Лори снова теплый и больше не дрожит.
И это тоже неплохо, пожалуй.
Пару секунд спустя он отводит челку мне с глаз — у него по этому поводу вообще прямо пунктик непонятно с чего — но так я понимаю, что с ним все будет в порядке. И господи, какое облегчение, пипец просто. Потом он мне улыбается застенчивой такой легкой улыбкой и говорит: «Баноффи».
И нас накрывает смехом. Нервным смехом, а лично я так вообще не уверен, что не должен рыдать в это время, но и черт с ним. Что делаем, то делаем, по ощущениям все равно правильно.
Тут не ловит сотовый, поскольку подвал, а значит, мы не можем вызвать такси, так что приходится, спотыкаясь, подниматься наверх. По дороге нам попадается мужик, который одолжил мне свою клевскую плетку, и в руках он держит рубашку Лори.
Засовывать в нее несчастного Лори нам приходится вдвоем. Он пытается помочь, но пальцы у него сейчас, в общем, не в рабочем состоянии.
Господи. Что я с ним сделал?
Такси нам вызывает Клевскоплеточный мужик, и в итоге мы втроем сидим на пороге и ждем машину. Холодный воздух оказывается очень приятным, потому что в доме температуру сделали комфортной для голых, то есть, проще говоря, некомфортно высокой. Лори кладет голову мне на плечо, словно он совсем измотан, я вдруг чувствую себя так же — только внутри, не снаружи — и мы наваливаемся друг на друга.
— А, Тоби, — говорит Лори заплетающимся языком, словно в полудреме, — это Дом. Он играет на альтовом саксофоне.
Это явно какая-то их междусобойная шутка или еще что, но Клевскоплеточный мужик — то есть Дом, получается, — кажется супердовольным. Сам он, пожалуй, ничего так, сексуальный, но настолько не в моем вкусе, что я вообще едва замечаю. Абсолютно никакого дзыньканья на радаре, и я уже начал свыкаться с мыслью, что для меня все сводится к дзыньканью.
— Э, то есть ты… типа в группе, да? — спрашиваю я.
— Мы иногда джемим с ребятами по вторникам вечером в «Северной звезде».
На этих словах Лори чуть встрепенулся:
— Нам надо как-нибудь прийти тебя послушать.
— Буду рад. — Дом улыбается и встает под скрип кожаных штанов. — Думаю, дальше вы сами справитесь.
И тут Лори внезапно такой: «Прости, что так и не позвонил тебе», а я такой: «Чего-о?», но, слава богу, не вслух.
Но Дом просто пожимает плечами:
— Я рад, что ты нашел то, что искал, — говорит он и на этом возвращается обратно внутрь.
Я кричу ему вслед: «Надеюсь, и ты найдешь», — но не уверен, услышал ли он.
Но я это не чисто из вежливости сказал. Человек он, похоже, хороший.
Тут приезжает наше такси, и всю дорогу до дома мы молча держимся за руки на заднем сиденье. Свет фонарей окрашивает Лори в оранжевую полоску, как будто он тигр. Очень усталый тигр, которому сегодня требуется много заботы и ласки.
— Знаешь что, — говорю я, когда мы наконец-то оказываемся дома, — давай не будем это повторять.
И Лори отвечает мне таким Взглядом.
— Знаешь, давай не будем.
Мы все еще по большей части молчим, но это хорошее молчание. Не «Лори держит меня на расстоянии»-молчание и не «нам надо поговорить»-молчание. По времени еще рано, но после того как Лори выпивает воды, мы все равно идем в кровать и просто лежим рядом, бок о бок.
И это невероятно романтично, как-то по-тихому нежно и необъяснимо.
Я приподнимаюсь на локте и разглядываю Лори с тупым таким выражением лица, и он разглядывает меня в ответ — ни капли не тупо — но серый цвет у него в глазах мягкий-мягкий, как лебяжий пух.
— Властитель для любимого я, а он — моя надежная страна[32], — шепчу я Лори. Не думаю, что он понимает, о чем я тут вообще, но все равно улыбается в ответ.
— Прости, что я сегодня облажался.
— Ты не облажался.
Говорит вроде искренно, но не уверен, что заслужил такое легкое прощение.
— Чуть было не облажался. Я не знал, что делать, и влип.
— Тут есть и моя вина. — Он смущенно отводит взгляд. — Я слишком зациклился на чужих представлениях о том, что важно. Спасибо, что ты, э-э, не такой.
Меня, прямо скажем, не радует, что подобное случается даже после тридцатника.
— А что если б я… в смысле, ты бы мне разрешил…
— Я знаю собственные границы, Тоби. — Он тянется за моей рукой и крепко ее сжимает. — Это было бы глупо, поскольку ни ты, ни я совсем не горели желанием, но и только.
— Я не хотел тебя подводить.
Он отвечает мне своей неуверенной улыбкой.
— Я тоже.
И на этом мы закрываем тему. Все такие взрослые и равноправные что пипец.
Да только обоим нам прекрасно известно, что это все моя — меня-придурка, блин — вина. Это я настоял на том, чтобы отправиться на вечеринку. А прислушался бы к Лори и тому, чего он хочет, вместо того чтоб витать в своих больных фантазиях, и не подошел бы тогда так близко к тому, чтобы по-настоящему его ранить.
По правде, я просто не могу… не могу… сейчас думать. Ни о деде. Ни обо мне. И чего Лори не осознает, так это что, каким бы он ни был добрым, сколько бы меня ни обнимал, трахал или так старательно пытался понять, эти выходные все равно всего лишь перевалочный пункт. А за ними ждет жизнь без деда.