– Не шрамы, Ашер. Страшна твоя ненависть.
Он скользнул вперед, и я невольно заметила, что его волосы окутали его лицо, закрывая его. Это было похоже на давнюю привычку, жест комфорта.
– Да, моя ненависть страшна. Она ужасающа. И запомни, Анита Блейк, что вся эта ненависть – для тебя и твоего мастера.
Я знала, что он имел в виду Жан-Клода, но не могла уже спорить относительно титулов, хотя иногда мне и хотелось.
– Ненависть делает уродливыми нас всех, – сказала я.
Он зашипел на меня, и в этом не было уже ничего человеческого.
Я одарила его усталым скучным взглядом.
– Остынь, Ашер. Все это мы уже видели-слышали. Если хочешь поиграть в большого-плохого-вампира, встань в очередь.
Он сорвал плащ резким яростным движением. Темно-коричневый пиджак тоже оказался на сиденье. Он повернул голову, так что я могла видеть, что шрамы спускались по его шее и скрывались под воротником белой рубашки. Он начал расстегивать рубашку.
Я взглянула на Жан-Клода. Его лицо было бесстрастным, почти безмятежным. Я была сама по себе. Что еще нового?
– Не могу сказать, что мне не льстит предложение, но я обычно не разрешаю мужчине раздеваться на первом же свидании.
Он зарычал на меня. На свет показалась обнаженная грудь, рубашка все еще была заправлена в брюки. Шрамы струились по его плоти, будто кто-то провел линию, разделяющую его тело пополам. Одна половина – бледная и совершенная, другая – безобразная. Они были более осторожны с его лицом и шеей. Но явно не церемонились с его телом. Шрамы были глубокие, а кожа так изуродована, что уже не казалась настоящей.
Шрамы покрывали его живот и скрывались под брюками.
Я смотрела, потому что он хотел этого. Когда мы, наконец, встретились глазами, у меня не осталось слов. Я испытала на себе святую воду после укуса вампира. Очищение, как это называют. Еще одно название – пытка.
Я ползала, сыпала проклятьями, меня рвало. Я не могла представить себе боль, и то, как он выжил после нее.
Его широко открытые глаза были свирепы и страшны.
– Шрамы есть и дальше, до самого низа, – сказал он.
У меня перед глазами появились образы, которых я старалась не допускать. Я подумала, как отреагировать:
"Вау!" было бы слишком по-детски и жестоко, «Сожалею» – совершенно недостаточно. Я развела руки, встав на свое сиденье на колени, и глядя на него.
– Я уже спрашивала, Ашер. Что ты хочешь, чтобы я сказала?
Он отпрянул от меня так далеко, как только мог, вжался в дверцу джипа.
– Почему она не отворачивается? Почему не ненавидит меня? Почему не считает это тело отвратительным?..
Отвратительным, как он считал сам. Это повисло в воздухе, но осталось в его глазах, в том, как он вел себя.
Несказанные, эти слова ощущались вокруг весом и силой грома.
Он закричал:
– Почему я не вижу в ее глазах того, что вижу у всех остальных?
– Ты не видишь ужаса в моих глазах, mon ami, – сказал Жан-Клод.
– Нет, – сказал Ашер, – но я вижу кое-что похуже. Я вижу жалость!
Он открыл дверь, не поворачиваясь. Я бы сказала, что он выпал из машины, но это было не так. Он скользнул вверх до того, как коснуться земли. В машину сквозняком ворвался ветер, промчавшийся сквозь меня, подобно шторму, и Ашер исчез.
Глава 12
Несколько секунд мы сидели в молчании, глядя на открытую дверь. Наконец, я нарушила тишину:
– Люди правда придут и скоро будут здесь.
Жан-Клод не ответил, как в фильме. Ричард бы подхватил фразу. Ему нравился "Волшебник Оз". Жан-Клод ответил мне серьезно:
– Ашер всегда хорошо летал.
Кто-то усмехнулся. Звук заставил меня схватиться за файрстар. Голос был знакомым, но интонация казалась новой, надменной, глубоко надменной.
– Серебряные пули теперь не убьют меня, Анита. Мой новый мастер обещал мне это.
В открытой двери появилась Лив, присматриваясь к нам и опираясь мускулистыми руками на машину. Она улыбалась достаточно широко, чтобы показались клыки. Когда вам переваливает за пять сотен, как Лив, вы показываете клыки только когда того хотите. Она скалилась, как чеширский кот, очень довольная на счет чего-то. На ней была черная короткий спортивный топ и шорты в обтяжку, так что все это бодибилдинговое великолепие сверкало в свете уличных огней. Она была одним из тех вампиров, которых Жан-Клод не так давно пригласил на свою территорию. Предполагалось, что она должна была быть одним из его помощников.
– Что за канарейку ты съела? – спросила я.
Она нахмурилась.
– Что?
– Кошка, которая съела канарейку, – сказала я.
Она продолжала хмуриться. Ее английский идеален, без намека на акцент. Но иногда я забываю, что это не ее родной язык. Многие вампы утратили свой акцент, но они все еще понимают не весь сленг. Но, могу поспорить, Лив знала такой славянский сленг, которого я в жизни не слышала.
– Анна спрашивает, почему ты так довольна собой, – сказал Жан-Клод, – но мне кажется, я уже знаю ответ.
Я посмотрела на него, затем опять на Лив. Я держала Файрстар в руке, но не целилась. Она должна была быть на нашей стороне. Но у меня появилось ощущение, что это вот-вот изменится.
– Лив сказала – ее новый мастер? – спросила я.
– Сказала, – ответил Жан-Клод.
Я подняла пистолет и прицелилась в нее. Она рассмеялась. Это нервировало. Она скользнула на заднее сиденье, все еще смеясь. Это нервировало еще больше. Лив должно было быть сотен шесть лет, с мелочью, но она не была сильна. И уж определенно недостаточно сильна, чтобы смеяться над серебряным оружием.
– Ты знаешь, что я пристрелю тебя, Лив. Так в чем прикол?
– Разве ты не чувствуешь, ma petite? В ней перемены.
Я оперлась рукой с пистолетом на спинку сиденья, целясь в ее впечатляющую грудь. Я была на расстоянии меньше пары футов от нее, на расстоянии, с которого пуля разорвет ей сердце. Ее же это не беспокоило. А должно было.
Я сосредоточилась на Лив. Втянула ее силу в себя. Я делала это раньше, и знала, на что она похожа и как ощущается у меня в голове. Или думала, что знала. Ее сила на этот раз билась в череп, гудела и раскатывалась по моим костям. Я ощущала ее силу как звук барабана – такой глубокий и низкий, что он почти причинял боль.
Я глубоко вздохнула и медленно выпустила ее, продолжая в нее целиться.
– Если я нажму на курок, Лив, даже с этой умножившейся силой ты умрешь.
Лив посмотрела на Жан-Клода. Это был длинный, самодовольный взгляд.
– Ты знаешь, что я не умру, Жан-Клод.
– Только Странник мог дать такое экстравагантное обещание, и надеяться сдержать его, – сказал Жан-Клод, – ты – хоть и немного – слишком женственна на его вкус, если только он не изменился.
Ее лицо выразило презрение.
– Он выше таких мелких желаний. Он предложил мне только силу, и я приняла ее.
Жан-Клод покачал головой.
– Если ты действительно веришь, что Странник выше желаний тела, то он был очень… заботлив с тобой, Лив.
– Он не такой, как все, – сказала она.
Жан-Клод вздохнул.
– Об этом я и не спорю, Лив. Но будь осторожна, его сила может не остаться навсегда.
– Ты хочешь испугать меня, но это не сработает, Жан-Клод. Его сила не похожа ни на что, и он может поделиться ей. Я могу стать тем, кем должна была стать.
– Он может наполнить тебя своей силой до отказа, Лив, но это не сделает из тебя мастера. Если он обещал тебе это, то он лгал.
Она зашипела на него.
– Ты скажешь что угодно, чтобы спасти себя этой ночью.
Он пожал плечами.
– Возможно.
– Я думала, Лив принесла тебе присягу верности, – сказала я.
– Oui.
– Тогда что происходит?
– Совет очень осторожен в соблюдении правил, ma petite. Цирк – это публичное место, поэтому совет может переступить его порог без приглашения. Тем не менее, они нашли того, кто пригласил их войти.
Я смотрела на ухмыляющегося вампира на заднем сиденье своего джипа.
– Она предала нас?
– Да, – сказал он мягко.