– Да, да! Однажды с фронтона нашего дома свалилась плита и упала в нескольких дюймах от меня. Не правда ли, странное совпадение? В другой раз ветка, на которую я встал, взбираясь на дерево, обломилась подо мной. Я упал на изгородь с колючей проволокой. Я был…
Придя в себя, Кейт перебила его:
– Но все это произошло совершенно случайно!
– Да, даже мама так говорит, – вежливо согласился он. – А она не любит Филиппа! Папа же даже очень его любит, просто молится на него. Мой дядя Джулиан состоял на дипломатической службе, поэтому Филипп обычно проводил каникулы у нас в Стейплвуде. Он сделал все, чтобы войти в доверие к моему папочке. Знаете, он на десять лет старше меня. Все это очень странно, вы не находите? А все дело в том, что первая жена моего папы не могла родить ему ребенка – у нее все время случались выкидыши. Я уж и не знаю, радоваться мне или плакать.
Призвав на помощь всю свою рассудительность, Кейт сказала:
– Этого я тоже не знаю, но умоляю вас, Торкил, не придавайте слишком большого значения тому, что могло быть простой случайностью. Если ваша мама не верит…
– Но она-то как раз верит, что это была не случайность! – воскликнул Торкил. Глаза его сверкали, а на губах играла улыбка. – Вот почему меня всегда охраняют. Филипп был ее врагом с самого начала!
Кейт промолчала. Так, молча, они доехали до сторожки у ворот, и вдруг Кейт сказала:
– Я в это не верю! Нет, не верю.
Торкил рассмеялся:
– Не верите? Погодите, кузина, погодите. Скоро вы сами убедитесь.
У Кейт было ощущение, будто она читает какой-то бездарный роман, поэтому она воздержалась от дальнейших замечаний. Они молча ехали бок о бок по длинной аллее, заканчивавшейся лестницей, ведущей на террасу. Здесь Кейт спешилась, отдала поводья Уолли и быстро прошла в дом. В холле никого не было, но, когда она поднималась по лестнице, из двери, ведущей на кухню, вышел Пеннимор, и у Кейт мелькнула мысль, за которую она тут же отругала себя, что при виде ее Пеннимор испытал облегчение.
– Вот вы и вернулись, мисс! – сказал дворецкий, улыбаясь ей. – Хорошо прокатились?
Неожиданно Кейт пришла в голову идея проверить возникшее у нее подозрение, и она сказала:
– Нет, не очень хорошо.
Вправду ли в глазах дворецкого промелькнула тревога, или ей это только показалось? Пеннимор отозвался, как всегда, мягким голосом:
– Неужели? Что же случилось, мисс?
– Мой кузен был в мрачном настроении, а мне попалась дохлая кляча!
Пеннимор кашлянул:
– Видите ли, мисс, все дело в том, что ее светлость не были уверены, что вы хорошо умеете управляться с лошадьми, поэтому для большей безопасности она велела оседлать для вас Юпитера.
– Да это все равно что кататься в кресле! – парировала Кейт.
– Да, мисс, вы правы! – сказал Пеннимор, и глаза его сверкнули лукавым огнем.
Кейт рассмеялась и отправилась в свою спальню. Она стала снимать платье, и тут ей в голову пришла мысль, что Пеннимор никак не отреагировал на ее жалобу о том, что Торкил был в плохом настроении. Зная, что в этом доме говорить об этом не следует, она пришла к выводу, что Пеннимор таким образом указал ей на ее ошибку, и Кейт стало стыдно за свои слова.
Кейт вынула из гардероба батистовое платье и, разложив его на кровати, принялась искать спенсер[2], который собиралась надеть поверх платья. Но в эту минуту вошла леди Брум, сопровождаемая Сидлоу, которая несла в руках целый ворох платьев.
– Значит, ты прокатилась как в кресле? – смеясь, спросила ее светлость. – Но согласись, откуда же я могла знать, что ты и вправду замечательная наездница. Я знаю стольких людей, которые похвалялись своим умением обращаться с лошадьми, а сами оказывались неумелыми наездниками! Но не огорчайся, в следующий раз поедешь на моей собственной кобыле. Это породистая лошадка, но с большим норовом! Она может взять любое препятствие и в скачке неутомима, но – увы! – я сейчас совсем не езжу на охоту. А теперь скажи мне, любовь моя, нравятся ли тебе эти платья, сшитые для тебя Сидлоу? Твоя нянюшка снабдила меня списком твоих размеров, но Сидлоу хочет, чтобы ты их примерила, пока они еще только наметаны. Материал для них я купила в Лондоне, говоря, что покупаю для дочери, которой у меня на самом деле никогда не было, но я надеюсь, выбрала то, что тебе понравится.
– Н-но, мэм! – заикаясь, произнесла Кейт, пораженная до глубины души. – Зачем вы это сделали? Вы… вы просто сразили меня своим великодушием!
– Ерунда, у меня и в мыслях этого не было! Ты хочешь сказать, что платья тебе не нравятся?
– О нет, нет, нравятся! – вскричала Кейт в отчаянии от того, что тетя ее не понимает. – Просто я имела в виду, что я и так вам очень обязана, а я ведь ничем не заслужила такого подарка, мэм. О, какое замечательное бальное платье! Уберите его, Сидлоу, а то решимость оставит меня, и я поддамся искушению примерить его!
– Это платье следует носить вот с этой мантильей из бледно-голубого атласа, отделанной широким кружевом, – пояснила Сидлоу. – И осмелюсь заявить, мисс, она вам необыкновенно идет!
– Примерь это платье, моя дорогая! – стала уговаривать Кейт леди Брум. – Сэр Тимоти, надо тебе сказать, очень любит, чтобы женщины в его доме одевались красиво. Если тебе не хочется угодить мне, сделай это ради него.
– Тетя Минерва! И как вы только могли подумать, что я не захочу угодить вам? – воскликнула Кейт. – Только…
Но леди Брум приложила палец к ее губам, заставив замолчать.
– Никаких «только»! – сказала она и похлопала Кейт по щеке. – Глупышка! Чего это ты вдруг раскапризничалась? Из-за того, что я велела сшить тебе несколько платьев? Но не будь же такой простушкой!
Сознавая свою полную беспомощность, Кейт сдалась и позволила Сидлоу надеть на себя бальное платье. Пока та обсуждала с леди Брум, что нужно в нем поправить, Кейт покорно стояла, разглядывая себя в большом зеркале и думая о том, какая она красивая в этом платье. Она всю жизнь мечтала о таком платье, и отказаться от него она просто не сможет. Оставалось только быть благодарной тетушке за ее заботу.
В течение следующей недели Кейт также не раз оказывалась в ситуации, когда чувствовала себя обязанной леди Брум, и это чувство постепенно стало ее угнетать, поскольку леди Брум буквально осыпала ее своими милостями. Она дарила Кейт то украшения из своей шкатулки с драгоценностями, то ленты, то обрезки кружев. Особой ценности ее подарки не представляли, но Кейт всякий раз чувствовала себя ужасно неловко. Отказаться от них было совершенно невозможно.
– Дорогая, я тут перебирала свои кружева и нашла вот этот прелестный воротничок и манжеты к нему. Возьми их себе, они мне ни к чему, зато удивительно подойдут к твоему желтовато-коричневому платью, ты не находишь? – говорила при этом ее светлость.
И как тут было заявить, что этот воротник и манжеты ей не нравятся? А когда на шее Кейт застегивалось ожерелье из мелкого жемчуга и тетушка заявляла, что слишком стара для него, у Кейт язык не поворачивался сказать, что ей оно не нужно.
Кейт не смогла даже отказаться от нового платья для верховой езды, сшитого портным в Маркет-Харборо, поскольку леди Брум мягко указала Кейт, что ее костюм выглядит очень старомодно.
– Все подумают, что я – ужасная скряга и не могу сшить единственной племяннице нового костюма! – заявила тетушка.
– Да я лучше откажусь от прогулок верхом, чем буду вгонять вас в такие траты, мэм!
– Это было бы просто глупо. Подумай, что скажет Торкил? Он ведь каждый день ждет не дождется, когда вы сядете на лошадей и поедете кататься! Должна сказать тебе, любовь моя, что Торкил изменился к лучшему благодаря тебе, поэтому, если ты хочешь отплатить добром за мою заботу, продолжай выезжать с ним на прогулки!
– Я очень хочу отблагодарить вас, мэм, за все, что вы для меня сделали, и надеюсь, смогу сделать еще что-нибудь, помимо прогулок с Торкилом, – умоляющим тоном произнесла Кейт.
– Разумеется, ты можешь стать моей помощницей, если пожелаешь, и заняться теми делами, до которых у меня не доходят руки. Можешь, например, писать за меня письма, или расставлять по вазам цветы, или следить за слугами, чтобы они не отлынивали от работы. Я думаю, ты вскоре пожалеешь, что предложила свою помощь и пожертвовала своим свободным временем.