Что ж, подобное уже случалось в русской истории, хотя и не часто и не в таких масштабах. Так, прадед Андрея киевский князь Всеволод Ярославич добился того, что в Византию был выслан его племянник, князь Олег Святославич, проживший затем два года на греческом острове Родос в Эгейском море. Дядя Андрея Мстислав Великий, завоевав Полоцк, «поточил» всех полоцких князей и также выслал их в Византию вместе с жёнами и детьми. Правда, полоцкие князья давно уже обособились от остальных Рюриковичей и воспринимались ими как чужаки. Здесь же речь шла о родных братьях Андрея, таких же сыновьях Юрия Долгорукого, как и он сам. И всё же Андреевы братья хотя и были высланы за пределы княжества, но не заточены в темницу, как поступил, например, некогда Ярослав Мудрый со своим младшим братом Судиславом Псковским. Ярослав стал «самодержцем» (по-гречески «автократором», то есть правителем, ни с кем не делящим свою власть) во всей Русской земле. Он держал брата в заточении до самой своей смерти в 1054 году, и только его сыновья пять лет спустя освободили дядю — да и то лишь с условием немедленного пострижения в монахи. Андрей, выслав братьев, тоже стал «самодержцем» во Владимиро-Суздальской Руси — но добился этого более гуманными средствами, чем его далёкий предок. Более того, высылка братьев не означала полного разрыва с ними. Родственные, братские отношения в те далёкие времена (как, впрочем, и в любые другие) значили куда больше, чем политические разногласия, и впоследствии те из Юрьевичей, кому удастся пережить изгнание, будут действовать по большей части как подручные своего старшего брата.
Так для юного Всеволода началась новая полоса испытаний. На этот раз путь его лежал за пределы Руси — в Греческую землю, на предполагаемую родину матери. Где-то в Приднепровье — возможно, в Переяславле на Трубеже, через который пролегал их путь, — братья разделились. По свидетельству киевского летописца, «в Греки» вместе с княгиней отправились лишь трое её сыновей: «...Том же лете (возможно, уже в начале 1162-го. — А. К.) идоста Гюргевича (двойственное число. — А. К.) Царюгороду: Мьстислав и Василко с матерью, и Всеволода молодого пояша со собою третьего брата». О судьбе Михалка летопись умалчивает. Скорее всего, он нашёл приют у брата Глеба Переяславского. Это должно было устраивать Андрея. Разделение братьев — и именно тех, кому ещё недавно целовали крест граждане его княжества, — давало ему некоторую свободу манёвра в будущем.
В Империи ромеев (или Византии, как по-учёному стали называть это государство уже в Новое время) правил тогда император Мануил I Комнин (1143—1180), находившийся на вершине своего могущества. С суздальским князем Андреем Юрьевичем его связывали добрые отношения, подкреплявшиеся ещё и тем, что Андрей был сыном Юрия Долгорукого, верного союзника Мануила на протяжении многих предшествующих лет. «Мануилу цесарю мирно в любви и братолюбии живущю с благочестивым князем нашим Ондреем», — напишет чуть позже владимирский книжник18, и это будет безусловная правда. (Нелишне отметить, что позднее, через много лет после смерти Андрея Боголюбского, в Константинополе найдёт временное пристанище и его сын Юрий.) Но точно такими же сыновьями Юрия Долгорукого были новоприбывшие княжичи, братья Андрея. А потому не стоит удивляться, что в столице Империи им был оказан наилучший приём. Как сыновья давнего союзника императора Мануила (а может быть, и как родственники самого василевса!), они были вправе рассчитывать на достойное вспомоществование и даже на какие-то земли в своё управление — то есть как раз на то, чего были лишены на родине. И император Мануил действительно наделил их «волостями». «...И дал царь Васильку на Дунае (в оригинале: «в Дунай») 4 города, — продолжает киевский летописец, — а Мстиславу дал волость Отскалана»19.