Ничего не известно нам из летописей и о чешском происхождении Шварна61. Однако учитывая имя воеводы, а также «западные» связи князя Изяслава Мстиславича (одним из союзников которого был, между прочим, чешский князь Владислав II), это представляется отнюдь не невероятным. Более того, младший брат Изяслава, новгородский князь Святополк Мстиславич (судя по летописи, наиболее близкий к нему из братьев), зимой 1143/44 года женился на некой чешке «из Моравы» — возможно, родственнице того же Владислава II. Этот Святополк умер в 1154 году — и умер в пути, спеша на помощь Изяславу. Наверное, не будет выглядеть слишком фантастическим предположение, что Шварн мог попасть на Русь вместе с чешской женой князя Святополка, а после смерти последнего перешёл на службу к его старшему брату — как впоследствии перешёл сначала к Изяславу Давыдовичу, а потом и к его зятю Глебу Переяславскому[5]. (Не говорю уже о гипотетической встрече с Владиславом II самого Всеволода в 1165 году; если она имела место в действительности, то договор о женитьбе «мелкого русского короля» на дочери чешского воеводы мог быть заключён ещё на Дунае).
А что же относительно «ясского» происхождения «княгини Всеволожей»? Прежде всего подчеркну ещё раз, что «ясыней» саму Марию в летописи или иных древних памятниках никто и никогда не называл — так была поименована лишь её младшая сестра. Относительно этого прозвища никаких разночтений или толкований быть не может: слово это означает представительницу ясского, аланского племени — и никак иначе. Русские издавна общались с ясами, хорошо знали их; заключались и династические браки: так, в 1116 году сын Мономаха Ярополк привёз из похода на Дон «жену красну велми, ясскаго князя дщерь»; ниже в летописи она названа «благоверной княгиней Олёной Яской». Но имя Шварн аланским быть не может, и увидеть в воеводе Шварне «ясского князя» у нас никак не получится!
Но, может быть, этого и не требуется? Известно, что прозвища на Руси давались не только по отцу, но и по матери (самый известный пример — это, конечно, родовое имя деда Всеволода, знаменитого Владимира Всеволодовича Мономаха, полученное им от матери-гречанки). Так, может быть, и прозвище одной из сестёр княгини Марии объясняется ясским происхождением её матери, но не отца? Исследователи княжеской антропонимики древней Руси А. Ф. Литвина и Ф. Б. Успенский обратили внимание на то, что брак Марии Всеволожей отделён от брака её младшей сестры «ясыни» «по крайней мере шестилетним (а возможно, и существенно более длительным) интервалом»; разница в возрасте между сёстрами, по их мнению, может объясняться рождением младшей в новом браке отца, а прозвище этой младшей сестры (перешедшее к ней от матери?) могло быть дано ей «в противопоставление сёстрам от другого брака»63. В развитие этого предположения — в общем-то совершенно умозрительного — можно было бы обратить внимание ещё на одно обстоятельство. Впервые упомянутый под 1146 годом, предполагаемый тесть Всеволода в последний раз появляется в летописи зимой 1166/67 года — на этот раз в связи с тем, что оказался в половецком плену: половцы «яша» Шварна «за Переяславлем», «и взяша на нём искупа множьтво»64. Очевидно, проведший в Степи некоторое время, воевода был выкуплен переяславским князем Глебом Юрьевичем. Так не из половецкого ли плена он мог привезти себе новую жену-«ясыню»? Рождённая после 1167 года, его младшая дочь вполне могла в 1183 году быть выдана замуж — возраст позволял. Тем более что о её сватовстве и бракосочетании в Ипатьевской летописи сообщается в двух годовых статьях: сначала, под 1181 годом, — о том, что Всеволод «сватася» со Святославом Всеволодовичем и отдал за его младшего сына (то есть согласился отдать?) «свесть свою», а затем, двумя летописными статьями ниже, под 1183-м, — о том, что Святослав взял за своего сына Мстислава «Ясыню... Всеволожю свесть» и «бысть же брак велик»65. Не малолетством ли свояченицы Всеволода Большое Гнездо объяснялась задержка с фактическим замужеством?
Впрочем, всё это, конечно, — не более чем догадки, предположения, домыслы. «Ясыней» могла быть и мать всех трёх сестёр, включая Марию, «княгиню Всеволожую», и прозвище «Ясыня» — зафиксированное летописью лишь для одной её сестры — могла носить и она: просто в летопись это прозвище не попало. Важно то, что «ясское» происхождение Марии Всеволожей — если оно действительно имело место — не обязательно противоречит версии более поздних источников о её чешском отце[6].
Но вне зависимости от того, кем были родитель или родители «княгини Всеволожей» и какая кровь — ясская, чешская или та и другая — текла в её жилах, она всецело принадлежит русской истории и русской культуре; об этом мы можем говорить определённо. Дочь Шварна родилась и была воспитана на Руси — сама хронология её жизни подтверждает это; она стала женой русского князя и матерью русских князей и княжон, которых воспитывала в христианском, православном духе — у нас ещё будет возможность убедиться в этом. Из летописи мы узнаём о том, что княгиня «из-детска», то есть с самого раннего возраста, жила в страхе Божии, любя правду и почитая епископов и священников и весь духовный чин, что была ко всем «преизлиха добра», подавая милостыню всем нуждающимся в ней: «печалным, и нужным, и больным», что была «нищелюбицей» и «страннолюбицей»67. Эти слова из летописной статьи 1205 года, рассказывающей о предсмертном, после восьми- или семилетнего лежания «в немощи», пострижении княгини в монахини, можно было бы счесть трафаретными, традиционными для некролога, прославляющего благоверную княгиню, — но в том-то и дело, что они отнюдь не трафаретны: других подобных некрологов русских княгинь в летописях того времени мы не встретим. Княгиня Мария действительно отличалась необыкновенным благочестием — и основание ею женской обители, о которой она заботилась до последнего своего дня, тоже свидетельствует об этом.
5
Уместно заметить, что имя Шварн со временем появилось и в именослове Рюриковичей — так назвал одного из своих младших сыновей знаменитый галицкий князь Даниил Романович в XIII веке. Даниил находился в отдалённом свойствё с потомками Всеволода Большое Гнездо: его брат и соправитель Василько Романович был женат на внучке Марии Всеволожей62. Так, может быть, наречение Даниилова сына свидетельствует о том, что княжеское происхождение тестя Всеволода к тому времени сделалось уже общепризнанным?
6
Казалось бы, вопрос о происхождении княгини Марии нашёл разрешение в самое недавнее время. В октябре 2015 года в аркосолии южной стены северного придела Успенского храма владимирского Княгинина монастыря были обнаружена перемешенные останки нескольких людей: как выяснилось при их первичном исследовании в ноябре того же года, двух взрослых женщин, 45—50 и 25—30 лет, девочки в возрасте около девяти лет и лица неустановленного пола не моложе десяти лет. Старшая из женщин была предположительно отождествлена с княгиней Марией Всеволожей — и потому, что она соответствовала ей по возрасту, и потому, что у неё были выявлены признаки, характерные для многорожавшей женщины.
В 2015—2016 годах по инициативе митрополита Владимирского и Суздальского Евлогия останки были подвергнуты комплексному исследованию с привлечением специалистов разного профиля66. Выявлено, в частности, родство между старшей из женщин и девочкой-подростком (её дочерью?), в то время как вторая из захороненных в аркосолии собора женщин родственницей первой не является. Рост обеих взрослых женщин оказался ниже среднего: соответственно, 157,6 и 155,7 см. Председатель комиссии Сергей Алексеевич Никитин, главный специалист в области медико-криминалистической идентификации личности и в области антропологической реконструкции лица по черепу, произвёл графическую реконструкцию внешнего облика старшей княгини (Марии Всеволожей?).
Один из вопросов, интересовавших исследователей, был: каков наиболее вероятный регион происхождения старшей из женщин? Для сравнения привлекался материал из Республики Северная Осетия — Алания, и сравнение это показало сходство по ряду параметров; отсюда соответствующий вывод: «наиболее вероятным регионом происхождения женщины № 1 (предполагаемой княгини Марии. —
Однако признать вопрос решённым, по-видимому, нельзя. У нас нет никакой уверенности в том, что исследованию подверглись останки именно Марии Всеволожей. В Успенском соборе Княгинина монастыря были похоронены и другие княгини, в том числе «подходящего» возраста и многорожавшие (среди них, между прочим, и одна из сестёр Марии). Скептицизм вызывает прежде всего тот факт, что при исследовании останков старшей из женщин, равно как и других лиц, обнаруженных в аркосолии, «какой-либо выраженной патологии, свидетельствующей о возможных серьёзных заболеваниях, выявлено не было» (благодарю С. А. Никитина за дополнительное разъяснение этого важного вопроса). А ведь княгиня Мария, первая женя Всеволода Юрьевича, как хорошо известно из летописей, страдала каким-то очень серьёзным заболеванием и последние восемь или семь лет жизни «лежала в немощи», не имея возможности вставать с постели. Как представляется, налицо явное противоречие с результатами исследования.