И ещё одно замечание — относительно внешнего облика Всеволодовой супруги. Наверное, все девочки в семействе Шварна были хороши собой — не случайно все три стали княгинями. Но Мария, кажется, отличалась статью и высоким ростом. Правда, источник наших суждений об этом весьма специфический. Впоследствии в одной гробнице с ней была положена вторая жена князя Всеволода Юрьевича, и когда в XVII веке составлялась опись гробниц Успенской церкви владимирского Девичьего (Княгинина) монастыря68, то было замечено, что княгиня эта «ростом великой княгине Марье по плечи»[7].
Надо сказать, что женитьба многое изменила в жизни князя Всеволода Юрьевича. И дело не только в его возросшем социальном статусе. Наверное, Мария смогла дать своему супругу именно то, чего ему так недоставало в предшествующие годы, — ощущение семьи, родного очага. Очень рано потерявший отца, а потом и мать, он бесконечно скитался по свету и нигде не мог чувствовать себя дома — везде он был чужаком: в лучшем случае гостем, в худшем — беглецом и приживалой. Окрестности Киева, Суздаля, затем Царьград и чужое для русских Подунавье, Южный Переяславль, Торкский город и область «чёрных клобуков», снова Киев и плен, потом Чернигов — это только те точки на карте, в которых младшего сына Юрия Долгорукого застают летописи. Не исключено, что география его странствий была ещё шире. И скитался и странствовал он не по своей воле. На протяжении двадцати первых лет жизни Всеволод послушно исполнял то, что ему приказывали другие — сначала старший брат Андрей, потом старший брат Глеб, ещё потом старший брат Михаил. Он и жену-то избирал, может быть, не по своей воле, но, как всегда, исполняя волю или желание старших: мы, конечно, ничего не знаем об этом, но это было бы вполне в духе его взаимоотношений со старшими князьями! Но и Андрей, и Глеб были тоже чужими для Всеволода; наверное, он испытывал к ним братские чувства, но и отчуждение между ними определённо существовало. Из окружавших его людей по-настоящему родным был для него лишь единоутробный брат Михалко, точно так же, как и он, не нашедший себе родного угла. И вот, женившись, он обрёл ещё одного родного и близкого человека — и «прилепился» к Марии на всю жизнь, до самой её кончины.
Даже из того немногого, что мы знаем о жене Всеволода, можно сделать ещё один вывод: княгиня обладала качествами, присущими по-настоящему заботливым, «домовитым» жёнам. Эта её заботливость прежде всего проявилась в отношении к сёстрам. Обе жили вместе с ней и её мужем во Владимире (разумеется, после того, как Всеволод стал владимирским князем). К тому времени их отец умер — и получилось так, что заботиться о младших сёстрах пришлось самой Марии. А в ещё большей степени — Всеволоду; именно он впоследствии и будет подыскивать для них женихов и выдавать их замуж — и не за кого-нибудь, а за князей Рюриковичей. Надо думать, что семья Марии стала для него по-настоящему родной — а потому о свояченицах он будет печься с той же заботой, что и о своих собственных детях.
Впрочем, прежде чем проявлять заботу о ком-либо ещё, Всеволоду предстояло позаботиться о самом себе. Пока что он оставался князем-изгоем, не имеющим пристанища и полностью зависящим от других, более сильных князей. Трагическая гибель Андрея Боголюбского, конечно же, открывала перед ним некие более ясные и близкие перспективы. Но, во-первых, в большей степени всё же не перед ним, а перед его старшим братом Михаилом, а во-вторых, и ему, и его старшему брату ещё только предстояло воспользоваться этими перспективами — а сделать это, как мы увидим, окажется очень и очень непросто.
7
И вновь разительное противоречие с исследованием останков, которое было проведено в 2015—2016 годах (см. предыдущую сноску).