— А в неплохом состоянии содержит Всеволод свой пограничный город, — раздумчиво проговорил Святослав. — Стены крепостные обновлены, башни подправлены, рвы очищены. Если все крепости по Волге так же выглядят, то нелегко нам придётся...
— С ходу возьмём крепостицу! — загорячился Владимир, у которого только что начал пробиваться пушок на щеках. — Таранами расшибём брёвна и в пролом ворвёмся!
— Посмотрим, посмотрим, — неопределённо проговорил князь и молча вернулся к себе в шатёр...
Три дня колотили тараны в крепостные стены, а на четвёртый хворостом и разным хламом воины забросали ров, приставили лестницы и дружно полезли наверх; с земли их поддерживали стрелки из луков.
Защитники дружно орудовали между заборолами — деревянными брусьями, укреплёнными над стенами, они их прикрывали от стрел, дротиков и камней. Появляясь в проёмах, горожане лили на головы противника горящую смолу и кипяток, сбрасывали валуны, кидали обрубки деревьев, шестами отталкивали лестницы, и они вместе с воинами с большой высоты падали в ров. Дикие, истошные крики раздавались тогда среди грохота, звона металла, азартных возгласов, призывов...
Первый приступ был отбит. Святослав озадаченно смотрел на крепость, с малыми для себя потерями выдержавшую натиск его многочисленного войска. По правде говоря, такого упорства он не ожидал. Слышал он, что северяне очень крепки в обороне, но чтобы так дружно и с таким ожесточением люди могли сражаться, ему приходилось видеть впервые.
Подъехал Ярополк Ростиславич. Святослав внимательно вгляделся в его лицо: говорят, владимирцы настаивали, чтобы князю выкололи глаза, но Всеволод спас от расправы и ему только верхние веки надрезали. Так и есть, едва заметная белая полоска окаймляла его глаза. Спасся в первый раз, зачем лезет во второй? Или ненависть к Всеволоду застила ум?
Спросил:
— В лоб не взять. Может, что-нибудь похитрее предложишь?
Тот хмыкнул, подёргал повод уздечки, наконец ответил:
— Тараны надо к воротам подвинуть. Стен нам всё равно не разрушить. В них кряжистые дубы положены, они изнутри поперечными брёвнами укреплены. Научились добротно возводить стены, ничего не скажешь.
А ведь прав Ярополк! Раньше просто срубы ставили друг к дружке и землёй засыпали; теперь же внутренние перегородки для усиления стали ставить. Для Святослава это было неожиданно, поэтому время и потеряли зазря.
— Давай, князь, бери на себя тараны и двигай к воротам. Туда и направим основной удар.
На другой день с утра тараны были подогнаны, стали бить в крепостные ворота, их в Твери было двое. Дело пошло быстро, к вечеру ворота превратились в щепки, смельчаки подбегали поближе, чтобы увидеть внутренность крепости. Наутро Святослав назначил новый приступ.
Однако когда войска построились и приготовились к наступлению, выяснилось, что за ночь в проёме ворот защитники возвели новые стены и закрыли ими проёмы. Пытались было втащить тараны в проезды, но сверху, из карнизов башен посыпался град стрел и дротиков, полилась горящая смола; не выдержав, киевские воины бежали, их не могли прикрыть никакие шкуры, наброшенные на тараны.
Пришлось приступить к длительной осаде. Она продолжалась целый месяц пока наконец Тверь не была взята с большими потерями для войска Святослава.
Разорив вконец окрестности, двинулись дальше. Хорошо укреплённый Кснятин задержал войско великого князя на три недели, а от Углича пришлось отступить: все пять приступов были отбиты, и воины стали отказываться лезть на стены. Собрались на военный совет в шатре у Святослава. Настроение было мрачным, поход явно не залаживался.
— Что будем делать дальше, князья? — спрашивал великий князь.
— Ну не отступать же? — кипятился Владимир. — Надо не только взять Углич, но и стереть его с лица земли. В наказание другим городам. Тогда они перед нами ворота будут открывать!
— А если не возьмём? — спрашивал Святослав.
— Тогда таким позором покроемся, подумать страшно, — мрачно ответил Владимир и отвернулся, не желая продолжать разговор.